Бабкин потер глаза.
– Извини, спал мало, соображаю паршиво. Надо было тебе сразу сказать. Это Катунцева.
– Кто?!
– Та, которая пришла с Бантышевым. Она, оказывается, не просто так здесь оказалась. Помнишь, ты мне рассказывал, как Джоник в клубе приставал к девчонке? Так вот, ты не всю историю знаешь. Это она и была, Ася. Ее парня потом избили, а что с самой Катунцевой сделали, можно только догадываться. Но самое интересное не это, а то, что Джоника-то она увидела здесь совершенно случайно. Пришла, называется, на совместный ужин с кумиром! А за столом этот ушлепок. Он ее даже не вспомнил, представляешь? Думаю, ее это больше всего задело. Женщины!
С философским вздохом Бабкин распахнул наружную дверь и вышел на крыльцо, блестящее от пролившегося недавно дождя.
– Дичь какая-то! – Пащенко за его спиной выругался и сплюнул в траву. – Не верю! Кто это сочинил?
– Илюшин не ошибается, – флегматично ответил Бабкин, не оборачиваясь. – К тому же есть доказательства. Ее Медведкина видела выходящей из оранжереи как раз после убийства. Молчала, потому что жалела девчонку. И потом, ты же знаешь, о Джонике тут никто плакать не будет. Но подумала и решила все-таки признаться. Своя шкура дороже, и правильно.
– Сука старая твоя Медведкина. И врет, как потерпевшая, – хрипло рявкнул над ухом Пащенко.
Бабкин остался спокоен.
– Не мое дело. Мы договор выполнили, убийцу нашли, дальше пусть с ним следствие разбирается.
– Да уж оно разберется!
– Не мое дело! – повторил Сергей. – О! Повезли!
Только сейчас Пащенко заметил «форд» с характерной бело-синей раскраской перед открытыми воротами. С другой стороны дома вышел полицейский, совсем молодой, смешно прикрывавший одной ладонью стриженую макушку. Другая рука лежала на плече Аси Катунцевой. Девушка брела медленно, словно пьяная. Второй полицейский вышел из машины им навстречу.
– Ладно, мне тоже пора. – Бабкин обернулся к телохранителю. – Бывай, Жора! Хороший ты человек. Жаль, что при таких обстоятельствах познакомились.
Телохранитель будто не слышал. Он не отрывал взгляда от съежившейся фигурки.
– Да не переживай ты за нее, брат! – приободрил его Сергей. – Не виновата – отпустят! Виновата – накажут. Что ты, в самом деле, как маленький.
Он похлопал Жору по плечу. Но телохранитель, стоявший с окаменевшим лицом, сбросил его руку и быстро пошел в сторону полицейских.
– А ну стойте, ублюдки! – заорал он еще издалека. – Стоять, кому говорю! Отпустите ее!
За спиной Бабкина выросли Кутиков и Илюшин.
– Я же говорил, – сказал Макар, глядя вслед телохранителю.
– Да… Не выдержал человек несправедливости, – вздохнул Кутиков.
– Что самое забавное, Серега, ты даже не соврал.
– В чем? – мрачно спросил Бабкин. На душе у него все-таки было погано. Обманули мужика… как ребенка, честное слово.
– Хороший он человек.
Судя по обрывкам доносящихся до них фраз, Жора уже убедительно излагал полицейским, как и за что убил собственное начальство.
– Интересно, что он будет делать, когда поймет, что все это маскарад?
– Я бы на его месте от всего отперся, – заметил Кутиков. – Сказал бы, что испереживался за девушку, может, даже влюбился, вот и понес бог знает что. Улик по-прежнему нет. Признание отозвано. И попробуй докажи, что именно Пащенко убийца.
– Ну, нам-то не надо ничего доказывать, – резонно заметил Макар и запрыгнул на мокрые перила. – Перед нами стояла задача найти убийцу. Мы ее выполнили. Да, Серега?
Бабкин смотрел, как Ася Катунцева отступает в сторону. Девочка сыграла свою роль, молодец.
– Жалко мне его, – признался он. – Одно дело считать своего нанимателя мразью. А другое – услышать, что по его вине погиб твой друг. Чем Джоник думал, когда признавался при Жоре, что Васю Кроткого до могилы довели именно его люди, а?
– Ничем не думал, – успокоил Макар. – Неуравновешенная нервная система плюс злоупотребление веществами, расширяющими сознание. Вот тебе рецепт короткой жизни. Но Пащенко хладнокровный парень, надо отдать ему должное! Стукнул Джоника, а потом еще и в столовой поддерживал с тобой светскую беседу. Военная выучка.
– А на девчонке сдался, – с некоторым сожалением констатировал Сергей.
– Он ведь сразу тебе сказал, что одного из них двоих назначат в козлы отпущения. Просто не верил, что это будет Катунцева. А увидеть, как на твоих глазах совершенно непричастного человека тащат по обвинению в убийстве – это, знаешь ли, не столько крепкую нервную систему нужно иметь, сколько отрицательные значения совести.
Бабкин молча кивнул. Зато теперь они знали, что с совестью у Жоры Пащенко все в порядке.
Оба лже-полицейских, выслушав Пащенко, забрались в свой «форд» и мирно уехали. Бывший телохранитель остался стоять посреди пустого двора. Никто не шел к нему, не вязал, не хватал за руки и не кричал «убийца». Из окна смотрели Грегорович с Бантышевым. На балкончик вышла Медведкина. Сергей ожидал, что она и здесь останется верна себе и сядет между перилами на шпагат, но балерина хрустально изрекла что-то в воздух и удалилась. Олеся Гагарина наверняка мурлыкала по телефону со своим Иваном Руденей. Анжела зализывала душевные и физические раны. Вороной пил: ему было совершенно безразлично происходящее, раз уж события не вертелись вокруг его персоны. Кармелита и Андрей Решетников находились неизвестно где, но совершенно точно вместе – в этом Сергей не сомневался.
Жора Пащенко бессмысленно потоптался на месте и пошел к открытым воротам.
– Остановить его, может? – поинтересовался Кутиков.
Бабкин чуть не подпрыгнул. Он приплатил бы, чтобы увидеть, как камердинер останавливает телохранителя. Но Илюшин лениво протянул:
– Не. Зачем? Пусть с ним дальше полиция занимается. Грегорович записал его признание. Остальное не наше дело. Хотя если вам очень хочется, Иннокентий…
– Ни в коем случае, – очень твердо сказал Кеша.
И, кажется, пробормотал, что хочется ему совершенно другого, но Бабкин не был уверен, что расслышал правильно. Как бы там ни было, камердинер с неожиданной прытью рванул навстречу бледной измученной Асе Катунцевой, то ли уже всхлипывающей, то ли собиравшейся заплакать.
– Чего это он? – подозрительно спросил ему вслед Бабкин.
Макар засмеялся. Сергей вопросительно уставился на него, но Илюшин не торопился объяснять причины внезапного веселья. Он смеялся, как будто видел что-то, совершенно не заметное Бабкину, и непонятно было, что его развлекает больше: сам предмет или то, что он сокрыт от Сергея.
Бабкин хотел было вытрясти за этот смех из Илюшина всю душу. Собственно, это следовало сделать еще двое суток назад. Но тут в кармане задрожал телефон.