– Иногда у стариков случается беда с головой, – вздохнула я.
– Кто вам сказал, что Фирсова старуха? – прищурилась Анна Семеновна. – Ей меньше шестидесяти было.
– Да ну? – удивилась я. – Почему-то я решила, что она женщина преклонных лет.
– Вовсе нет, – возразила собеседница. – Она просто на почве религии свихнулась, вот ей и почудилось, что в новостях про конец света говорят. Сын за телом приезжал, с ним жена, и она мне потихоньку рассказала, что у них дома никому жизни не было. Свекровь в пять утра на молитву вставала, родня должна была так же поступать. У Фирсовой еще один сын был, дети у нее близнецы, но ни внешне, ни по характеру не похожи. Он не выдержал ежедневных молебнов, отказался в них участвовать, и мать его вон выгнала, ни копейки не давала, даже из завещания вычеркнула. Ну что, вы нам поможете? Дело-то несложное.
– А как управлять ракетой? – осторожно поинтересовалась я. – Боюсь, не справлюсь, у меня с техникой сложные отношения, машину с грехом пополам вожу.
– На самом деле наша ракета не летает, – пустилась в объяснения Анна Семеновна, – прикреплена к тонкому, но очень крепкому тросу, ездит на нем. Вам только текст сказать и внутрь залезть. Остальное наш механик сделает. Так как?
Я встала.
– Хорошо. Но, думаю, надо разочек порепетировать. Однако…
От пришедшей в голову мысли я замолчала.
– Что не так? – занервничала директор интерната.
– Со спины я, конечно, похожа на девочку, – заговорила я, – рост невелик, вес тоже, но лицо-то не детское. Смею надеяться, что хорошо выгляжу, но за подростка никак не сойду.
– У вас на голове будет шлем, – засмеялась Анна Семеновна, – как у Гагарина, все лицо закрыто, кроме глаз.
– А как текст произносить? – уточнила я. – Выучить его я не успею. Все же придется лицо открыть, иначе звук в зал не пойдет.
– В шлеме есть микрофон, вас прекрасно услышат. И наушники имеются, «космонавтом» можно руководить, текст вам надиктуют. Виола, дорогая, спасите меня, я вам еще пригожусь! – простонала собеседница.
В одиннадцать тридцать я стояла в холле Дома здоровья и смотрела прямо в нацеленный на меня «глаз» камеры.
– Начинаем, – скомандовала журналистка в кепке с надписью «Болтун-ТВ».
– Виола Ленинидовна яркая звезда, но она очень пунктуальный человек, – стала нахваливать меня Марина Ивановна, – пришла за десять минут до назначенного времени.
– А вот мужчина, который вместе с Виоловой Трындычиху видел, не отличается этим качеством, – сердито подчеркнула корреспондент, – уже на полчаса опаздывает. Позвоните ему.
– Без конца набираю, но Неумывайкин трубку не берет, включается автоответчик, – пожаловалась владелица гостиницы, Дома здоровья и всего имения.
Репортер посмотрела на меня.
– Арина, вы намерены ждать приятеля до завтра?
– Не могу назвать Владимира своим другом и даже знакомым, – поправила я, – встретилась вчера с ним впервые. Он проводил для меня экскурсию по территории, затем предложил подвезти на местный рынок для покупки сувениров.
– И вы увидели Трындычиху? – спросила корреспондент.
Я открыла рот, но не успела издать ни звука, потому что заговорила Лаврова:
– Сонечка, давайте выйдем в сад, там у нас очень красиво. А здесь народу тьма, все шумят.
Я окинула взглядом холл. Обещанная тысяча рублей за приведенного с собой родственника или приятеля мотивировала всех сотрудников на подвиг. Сейчас в холле было не протолкнуться, просто море людей всех возрастов колыхалось.
– Ладно, – неконфликтно согласилась репортер. – Ребята, выдвигаемся на другую точку.
Двое мужчин начали собирать камеру, монитор, сматывать шнуры, складывать штатив.
– Деточка… – раздался сбоку скрипучий голос.
Я повернулась и увидела бабушку в инвалидной коляске. В руках она держала пакет, в который, похоже, была завернута банка.
– Что-то в поликлинике все переделали, – пожаловалась старушка. – Месяц всего тут не была, а ремонт сделали, колонн понаставили. Где теперь анализы сдают?
Марина Ивановна закатила глаза.
– Бабулечка, это не поликлиника, вы в школе.
Пенсионерка ахнула.
– А что, медучреждение переехало?
– Нет, оно на месте, – подключилась я к разговору, – вы находитесь на Дне открытых дверей. Все хорошо.
Старушка показала мне пакет.
– Анализы-то куда везти? Раньше на первом этаже слева их принимали, а теперь там буфет.
– Бабуля, это гимназия, – пропела Лаврова, – не медцентр.
– Нечего мне голову дурить! – рассердилась бабка. – Без надобности нам школа, таблицу умножения я давно выучила и благополучно забыла. Мне надо мочу исследовать.
– Мама! – закричала женщина лет сорока в платье пронзительно-зеленого цвета с бесстрашным вырезом до середины груди. – Вот ты где!
– Я-то на месте, – огрызнулась мать, – а где ты, дочь, шляешься, неизвестно. Опять своего мужика по чужим бабам выискивала? Я тут вынуждена у чужих дур дорогу спрашивать, а они ничего не знают. Нинка, так где анализы принимают? Думаешь, мне легко на этой бандуре самой кататься?
Нина схватила кресло за ручку сзади и начала его разворачивать.
– Не туда! – разозлилась мамаша. – Не хочу в бардак. Что сегодня в поликлинике? Народу как на демонстрации.
Марина Ивановна поджала губы.
– Нина!
– Да? – испуганно откликнулась женщина.
Лаврова показала на бабку в кресле.
– За нее вы тысячу не получите.
– Почему? – расстроилась Нина. – Чем вам моя мама не угодила?
– Ксения Васильевна милая и симпатичная, – сказала хозяйка имения, – но в глубоком маразме. Увозите ее домой. Еще наболтает глупостей, а журналисты услышат.
– Это кто в маразме? – напряглась старуха. – Да я поумней всех здесь вместе взятых! Как раз ты на мой простой вопрос, где мочу проверить, ответить не можешь.
Нина живо толкнула коляску и споро повезла ее к двери.
– Не туда! – покрикивала бабка. – Мне в лабораторию!
– Вот народ! – возмутилась Марина Ивановна. – Ради денег больного человека из дома выдернули! Есть ли предел людской жадности?
– Если у тебя в кошельке пусто, то любая сумма обрадует, – вздохнула я.
– Нина вовсе не бедствует, – покачала головой владелица отеля, – сама прекрасно зарабатывает, и муж тоже не нищий. А Владимир хорош! Сто раз ему про время напоминала. Он мне вчера поклялся, что ни на секунду не опоздает. И что? Где господин Неумывайкин?