– Как бы мне хотелось быть в этом уверенным! Знать, что вы, ваши коллеги и пресловутый «Кодекс» можно больше не принимать во внимание и отмести в сторону. Если бы я мог сбросить вас со счетов, моя задача наведения здесь порядка, как вы сами ее сформулировали, значительно бы облегчилась. Устраните одного подозреваемого, и проблема упрощается, устраните нескольких, и дело сразу представляется еще более ясным. Вполне в манере сочинений Элиота, – покачал головой Эплби. – Но, как я уже сказал, все может быть связано в гораздо более тугой узел, чем видится на первый взгляд. Ваше ограбление могло втянуть вас в дело так, что вы еще не до конца осознали это. А потому, стоя в массовке у задника, пока на авансцене развивается основное действие, будьте настороже, чтобы не попасть под нож, пистолетный выстрел или что-нибудь тяжелое, рухнувшее вам на голову.
– Но я действительно не понимаю, каким образом…
– Буссеншут, ловко обработав свои дела, наверняка теперь знает, что это вы ограбили миссис Бердвайр, не так ли?
– Вероятно, так.
– А он любит распускать сплетни?
– Весьма и весьма. Но даже при этом…
Эплби поднялся.
– Я совершенно серьезно опасаюсь, – сказал он, – что кто-то может вас убить. Хотя вынужден признать: такой оборот событий представляется мне маловероятным. – Он посмотрел на часы. – О, мы уже опаздываем к ужину… Время ползет ужасно медленно, вы согласны? Но ведь и дело теперь заставляет следить за истечением буквально каждой минуты. Надеюсь, мне сегодня удастся отправиться в постель достаточно рано.
Не раз за этот кризисный период Хьюго Топлэди показывал себя весьма достойным молодым человеком. В разговоре он неизменно придерживался успокаивающего тона, а воспитание и такт позволяли ему успешно справляться с соблазном демонстрировать излишнее волнение или испуг в самых сложных ситуациях. Именно поэтому, наверное, Белинда и решила посадить его за ужином рядом с встревоженным кузеном Рупертом.
– Я крайне сожалею о случае с моей бабушкой, – сказал Топлэди, обращаясь к Белинде и Руперту одновременно, – особенно принимая во внимание, что хотя бы этот вопрос, кажется, благополучно разрешится.
– С вашей бабушкой? – переспросила Белинда без особого любопытства.
– Да. Я ведь передал ей стихи Тимми. Хотя должен сразу оговориться, что имел для этого вескую причину, поскольку бабуля всегда питала интерес к подобного рода вещам. Ее младшему брату довелось служить в Министерстве внутренних дел, а в тот период именно там поэзия приобрела у сотрудников особую популярность. Вот и бабушка увлеклась ею. И я подумал, что среди ее тамошних знакомых найдется кто-нибудь, способный сделать серьезный критический разбор творчества Тимми. Но стоило мне позже задуматься об этом – а Топлэди и сейчас выглядел крайне задумчивым, – и я пришел к выводу, что Тимми вовсе не нуждался в критической оценке. Однажды он, например, презентовал подборку своих стихов иммигранту из Нубии, от которого едва ли можно ожидать сколь-нибудь внятного понимания английского стихосложения. И тогда я понял: Тимми любит дарить свои произведения людям, которые ему просто нравятся. А я вспоминаю, как он говорил, что ему симпатичен тот темнокожий парень. Но вот что я хочу сказать. Очень жаль, что у Тимми нет под рукой этих стихов, чтобы, к нашему всеобщему удовольствию, вручить их мисс Эплби.
Подобного рода беседа действовала успокаивающе, и Топлэди решил продолжить ее, обратившись к сэру Руперту, который сидел, мрачно уставившись перед собой.
– Сэр Руперт, – спросил он со всей необходимой серьезностью, – а вас интересует поэзия?
Руперт вздрогнул, словно его вывели из глубочайших размышлений.
– Поэзия? Нет, это не для меня. Я – человек практического действия и не интересуюсь сентиментальной чепухой. – Он тяжелым взглядом обвел стол и особенно пристально посмотрел на Эплби. – Как и любыми далекими от реальности фантазиями.
После чего снова замкнулся в молчании. Тогда Топлэди показалось уместным затронуть столь же нейтральную, но более практическую тему.
– Сэр Руперт, – спросил он, – а вы знаете что-нибудь об анатомии верблюдов?
Руперт бросил на стол нож и вилку с таким встревоженным видом, словно заподозрил, что его сосед за столом лишился рассудка.
– Белинда, – резко сказал он, – ты хорошо разбираешься в верблюдах… То есть, черт побери, я имел в виду – в машинах. – Топлэди он окинул при этом раздраженным взором. – Ты должна знать, что произошло в гараже. Неужели ни один автомобиль нельзя починить, чтобы уехать отсюда?
– Я задал такой вопрос, – в голосе Топлэди звучала откровенная обида, – потому что эта тема, несомненно, представляет интерес для вашего кузена. Вероятно, это как-то связано с романом «Смерть в пустыне». То, что писатели называют местным колоритом. Например, как животное поднимается с земли: встает сначала на передние ноги или на задние? И все такое. Мне показалось, что ваше хорошее знакомство с Ближним Востоком…
– Но я совершенно не знаком с Ближним Востоком, молодой человек.
Топлэди искренне изумился.
– Но мой дядя Рудольф, до недавнего времени служивший в нашей дипломатической миссии в Тегеране, упоминает о вас в своих воспоминаниях «Откровенные записки». Я как раз перечитывал их позавчера. Он познакомился с сэром Рупертом Элиотом, когда получил назначение военным советником в…
– Какая разница? Я все равно не могу помочь Ричарду с описанием этих проклятых верблюдов. И разве он с кем-нибудь советуется? Если он пишет свои ерундовые выдумки для продавщиц и приказчиков в магазинах, то едва ли нуждается в советах знающих людей. Вот вам мое мнение. – И он окинул Топлэди презрительным взглядом.
– Право же, сэр Руперт, мне кажется, отзываться подобным неподобающим образом о книгах мистера Элиота едва ли лучше любых воображаемых ошибок, которые он может допускать в своих сочинениях.
«Хьюго, – отметила про себя Белинда, – порой воплощает в себе сокрушительно здравомыслящего человека, подобного некоторым персонажам Джейн Остен.
– Папа, – вмешалась она в разговор, – особенно трепетно относится к «Смерти в пустыне». Не думаю, чтобы он решился уничтожить рукопись, как поступил с «Полуночным убийством». Ни за что в жизни! Он редко рассказывает о сюжетах будущих произведений, но изменил правилу, сообщив, что в этом заложена фундаментальная идея, какой и должен обладать такого рода роман – нечто достаточно убедительное, но едва ли возможное в реальности.
– Вероятно, ваш дядя познакомился с Арчи, – обратился Руперт к Топлэди. – Арчи частенько бывал на Востоке. Там он впервые встретился, например, с Шуном. И, как я подозреваю, обделывая не совсем достойные делишки, частенько назывался моим именем. Такое у него чувство юмора.
– Но мой дядя, сэр Руперт, едва ли мог познакомиться с Арчи, когда тот обделывал «недостойные делишки».
Это была уже почти ссора.
– Что-то с элементом фантазии, – продолжила Белинда, отводя угрозу. – Возьмите тот же «Таинственный люк». Убийца теоретически мог совершить свое преступление таким образом, но реальному злодею едва ли когда-либо предоставилась бы подобная возможность.