Во время осмотра коллекции он заметил, что Руперт словно приклеенный торчал у раздела curiosa – то есть у порнографических изданий в надежно защищенном стальной решеткой дальнем углу галереи, где для них предназначалась отдельная ниша. Элиот пробрался в селлариум – его застала при бегстве оттуда моя сестра, – где раздобыл бомбу с часовым механизмом. Затем он затеял бессмысленный спор с Шуном о содержании «Тарантула-птицееда», чтобы вновь получить доступ к коллекции, поскольку разрешить спор можно было только там. Бомбу он подложил среди писем, которые считал неприличнее любой порнографии. По его прикидкам, взрыв мог только основательно напугать Руперта. Его бы прикрывал прочный металлический угол ниши. А затем, якобы чтобы обезопасить кузена от покушения, он запер его в помещении коллекции незадолго до осмотра западной башни. План был блестящий и достаточно безумный – такие обычно удаются. Это был автор тридцати семи авантюрных романов, находившийся в отличной форме. Только вообразите, как быстро ему пришлось действовать, чтобы вывести из строя весь автомобильный парк аббатства и перерезать телефонные кабели.
Руперт, по-прежнему не до конца уверенный, преследует его Шун или Арчи, знал лишь одно: Шуна он должен устранить во что бы то ни стало. Улучив момент, когда у него было отличное алиби как у надежно запертого в галерее, он выбрался на крышу и быстро спустился по стене. Потом он стрелял в Шуна, а я, в свою очередь, спугнул его выстрелами в воздух. И вот теперь он оказался в действительно смертельной опасности, которую никто не предвидел, – Руперт спешил вернуться в помещение коллекции как раз к девяти часам. И взрыв бомбы, оказавшейся намного мощнее, чем полагал Элиот, едва не прикончил его… Впрочем, все это хотя и выставляет в самом неблагоприятном свете самого Руперта и может заставить покраснеть его кузена-писателя – всего лишь мелкие детали основной картины, которая у нас вырисовывается.
Уинтер вздохнул.
– А я-то подумал, что быть сыщиком увлекательно и легко, – сказал он. – Боже, боже, боже… Но между прочим, а как Руперт обеспечил себе алиби во время игры в прятки?
Эплби усмехнулся.
– Видите, задатки сыщика у вас определенно есть. По крайней мере, вы не забываете проверить все ниточки. Разгадка этой тайны, как и звуков кларнета вместе со стуком трости слепого секретаря Паука, – существование в семье Элиотов еще одного совершенно легкомысленного члена, полностью потерявшего представление о времени.
Миссис Тимоти Элиот, если вы помните, особенно любила своего племянника Руперта. Она была сообщницей во всех его проказах с раннего детства. Только миссис Тимоти уже не понимает, что игры остались в прошлом. В старости ее голос стал очень похож на мужской, и она с удовольствием подменила собой Руперта в темноте шкафа, пугая миссис Моул. Но, увы, я вспомнил о ней, только когда мы поехали в аббатство, а Тимми, как я заметил, сделал ошибочное заявление, что все Элиоты отправились в путь.
– Вот как все просто, – вздохнул Буссеншут. – Только при чем здесь верблюд?
Эплби покачал головой.
– История с верблюдом кому-то может показаться увлекательной, но только не мне. Слух, что Элиот интересуется у всех подряд в аббатстве, знакома ли кому-нибудь анатомия верблюда, повергла Руперта в смятение, и мне стало любопытно, чем это вызвано. Но правду я установил не путем дедукции, а только после того, как Руперт во всем признался. Для меня урок здесь заключается в том, что скоропалительные выводы часто приводят к ошибкам.
Я был уверен, что Элиот (намеренно или случайно) включил в «Смерть в пустыне» некий эпизод, действительно имевший место во время его службы на Ближнем Востоке. Ничего подобного. Это снова была чистая фантазия, основанная на давнем воспоминании из их общего с Рупертом детства. Но парадоксальным образом именно эта фантазия оказалась чревата для Руперта особой опасностью. Потому что Руперт однажды действительно пустил ее в ход против Шуна. Ведь, как я уже упоминал, в отличие от кузена, он частенько пытался воспользоваться игрой воображения на практике.
Эплби сделал паузу.
– Доктор Буссеншут, – спросил он потом серьезно, – что, как вы считаете, находится в верблюжьем горбу?
Буссеншут открыл рот, чтобы ответить, но замялся в нерешительности.
– Право же, я никогда не занимался исследованиями в подобной области.
– Многие думают, что запас воды. На самом деле это, главным образом, жир. И в одной из своих детских игр Ричард и Руперт придумали необычный и совершенно фантастический способ убийства. Введение яда в верблюжий горб. Ваш враг отправляется один в глубь пустыни. Между тем по организму верблюда, на котором он путешествует, постепенно начинает распространяться яд. Животное умирает. И вы получаете две смерти в пустыне.
Маммери, до этого привычно хранивший молчание, вдруг разразился хохотом.
– О, господи, из всех возможных способов! Придумать такое…
– Элиот тоже считал подобное совершенно немыслимым. В последнее время его начало беспокоить воздействие книг о Пауке на читателей, и он стал придумывать совершенно невероятные сюжеты. И не так давно подобный сюжетный ход пришел ему в голову. Как он считал, впервые. Результатом и стала завязка романа «Смерть в пустыне».
Но, оказывается, подобный трюк легко осуществим, и Руперт однажды применил его. Много лет назад на Ближнем Востоке они с Бентоном решили тихо устранить Шуна. Такой уж народ там подобрался в то время. И Руперт действительно впрыснул верблюду Шуна яд прямо в горб. Верблюд скончался во время перехода через пустыню, а сам Шун избежал смерти лишь чудом. Он, должно быть, долго гадал потом, что погубило животное, едва ли связывая это с тем, что поблизости тогда крутился Руперт. Покушение на убийство потерпело провал, но Руперт не ожидал для себя подвоха, пока не узнал о новой книге кузена. Шуну достаточно было лишь прочитать ее, чтобы понять, кто организовал несчастный случай, едва не стоивший ему жизни.
Наступил уникальный момент, когда сам Буссеншут не мог подобрать нужных ему слов:
– Ну, это уже, в самом деле… Это никуда… Это ни в какие ворота…
– Вы, как всегда, правы, – кивнул Эплби. – Абсолютно правы.