Слуги неслышно убрали посуду с малого, среднего и большого столов, погасив на них свечи. Портрет доктора Гропера почти полностью пропал в тени. Посверкивали только отдельные металлические части модели солнечной системы. Где-то часы пробили девять.
– Х был шутником, а теперь и потенциальным убийцей; Y – его вероятной жертвой. Из этих двоих фигура Y оставалась наиболее загадочной. Об X, поскольку он проявлял активность, я постепенно узнавал все больше. Вот почему мне требовалось сосредоточить внимание на X. Кто же тот неизвестный, столь странным образом взявший на себя роль Паука? Что могло указать мне на его личность?
Эплби выдержал паузу, словно его вопрос не был чисто риторическим. Но, естественно, ему никто не ответил.
– Вероятно, все указывало, что Руперт Элиот и был в действительности Пауком.
– Как он мог быть Пауком? – недоуменно покачал головой Буссеншут.
– Достаточно лишь приглядеться к нему. Физически сильный человек с чрезмерно длинными и развитыми конечностями. Мне сразу следовало изучить вероятность, что он получил кличку Паук еще в школьные годы. Или же обратить более пристальное внимание на случай с викарием. Одной из первых проделок шутника была выходка, направленная против местного викария. А у Руперта имелись все основания вынашивать ненависть к клерикалам: еще мальчишкой он имел неприятности из-за кражи церковных денег.
Маммери снисходительно усмехнулся:
– Сами по себе эти соображения еще ничего не доказывают.
– Вы совершенно правы. Эти мысли могли лишь уводить меня в сторону от истины. А на самом деле существовал только один способ выяснить личность X – разгадать загадку ясновидения шутника. Оно оставалось главной проблемой с самого начала. Сводило с ума. Решения приходилось отметать одно за другим как неверные.
Но существовала и другая фундаментальная проблема. Что именно могло содержаться в «Смерти в пустыне» такого, о чем ни при каких обстоятельствах не следовало узнать Y? Я для себя поначалу ответил на этот вопрос так: сознательно или нет, но мистер Элиот включил в роман эпизод, взятый из реальной жизни, о котором Y до поры не подозревал. Но, как ни странно, это предположение уже скоро стало видеться ошибочным. Создавая свое произведение, а значит, и опасную для кого-то информацию, мистер Элиот использовал как источник лишь собственное воображение.
И я подобрался гораздо ближе к истине, задавшись другим вопросом: а не могли ли проблема ясновидения и опасное содержание нового романа быть взаимосвязанными? Могла ли правда о первом подсказать мне правду о втором?
Но не буду утомлять вас долгим рассказом, как мне удалось наконец установить личности X и Y. Никаких сложных логических построений за этим не скрывалось. Решение пришло, стоило мне обдумать свои наблюдения, сделанные во время осмотра коллекции. Первое, что нам продемонстрировали там, были тридцать семь романов Элиота. И стоя рядом с ними, Руперт вспомнил рассказ Белинды, что Шун порой читал их. Он сделал все, пытаясь во что бы то ни стало подтвердить справедливость ее рассказа. И Шун своим ответом помог ему, признавшись, что не только читал все романы, но и с нетерпением ожидал появления следующего. После чего без особого риска ошибиться я смог установить, что Руперт был X, а Шун – Y.
Буссеншут удовлетворенно вздохнул.
– Я даже завидую вам, Уинтер. Вы ведь присутствовали при этом?
Уинтер кивнул.
– Да, ректор. Я тоже почти все понял сразу. Но для меня существовало одно небольшое осложнение, вносившее путаницу в дело.
– Да, – продолжил Эплби, – после того как Руперт показал, насколько важно для него знать, читает ли Шун романы Элиота, ситуация более или менее прояснилась. Но смущал, однако, тот факт, что если Руперт и был шутником, то не с самого начала. – Он сделал паузу и посмотрел на Уинтера. – У Руперта имелся сильный аргумент в свою защиту. Во время ограбления дома миссис Бердвайр он находился в Шотландии. Вот почему мне было важно установить роль, сыгранную в деле Бердвайр Уинтером. Когда истина об ограблении стала мне известна, алиби Руперта рассыпалось как карточный домик. А он сам сказал мне, что, узнав о деле миссис Бердвайр, поспешил вернуться в Раст. Именно ограбление навело его на идею всех дальнейших действий.
Мне сразу же пришли на ум несколько моментов, свидетельствовавших против него. X отлично знал внутреннее устройство Раст-Холла, был знаком с некоторыми привычками Арчи Элиота, что облегчило задачу его отравления. Руперт вписывался в эти приметы идеально. Мне стало ясно, что это Руперт подбил малыша Андре на зловредную шутку с собаками мисс Кейви – он сам рассказывал, как они с Андре подробно обсудили планы на вечер, а позже мы с Белиндой заметили, с каким нескрываемым удовольствием Руперт проследил за отъездом Андре на поиски подходящих мягких игрушек. А позже я заметил другую важную деталь. Это касалось еще одного отвлекающего маневра, только сбивавшего нас с толку, – угроз, которые стал получать сам Руперт по приезде в аббатство. Причем он искренне верил, что это дело рук Арчи. И в разговоре со мной невольно выдвинул убедительное предположение, что более ранние шутки, направленные против его кузена Ричарда Элиота, стали плодом усилий кого-то другого. Сейчас легко вообразить, какой логики он придерживался. Он сам почерпнул идею своих интриг у кого-то другого – у того, кто ограбил миссис Бердвайр. На этой основе он затем построил план собственного заговора. И теперь ему казалось естественным полагать, что Арчи последовал его примеру, обратив злой умысел против него самого. Вот почему угрозы далеко не сразу были восприняты им всерьез и стали нервировать. Но чуть позже он реально испугался. Когда я намеренно и открытым текстом сказал, что его жизни действительно угрожает опасность, то обнаружил под маской невозмутимости подлинный страх. Он знал, что затеял игру против очень опасного человека. А что, если, думал он, Шун его заподозрил и решил устроить на него охоту, которую собирался довести до конца?
И вот я оказался в ситуации, когда знал вроде бы почти все, но в то же время и ничего существенного. Если Руперт, и только Руперт, был X, то как ему удалось провернуть трюк с Ренуаром? Ведь миссис Моул давала ему на то время полнейшее алиби. Но гораздо важнее было узнать, каким образом он выведал подробности эпизодов, не вошедших в текст романа его кузена «День Рождения»? Словом, я вернулся к той загадке, с которой все начиналось, – к тайне ясновидения. И почему Руперт так боялся, что содержание «Смерти в пустыне» станет известно Шуну? Еще одна тайна. И что произошло с Элиотом? Он был повергнут в подлинное отчаяние ясновидением шутника. А еще раньше – высказанным Чоуном мнением, что он страдает раздвоением личности. Почему же он так неожиданно воспрянул духом на утро после похищения Ренуара? Что ему стало известно? Что было теперь у него на уме? – Эплби оглядел преподавательскую гостиную. – И какова роль во всем этом вашего коллеги Бентона?
– Бентона? – несказанно изумился Уинтер. – А разве он играл здесь какую-то роль помимо нашего сугубо внутреннего дела с «Кодексом»?
– Несомненно. Мисс Кейви, которую отличают наблюдательность и сообразительность, поведала мне любопытную историю, как Шун расставил Бентону ловушку. Шуна явно беспокоили Элиоты (или скорее один из Элиотов). И он вынудил Бентона вспомнить свою связь с членом этой семьи. Вот почему тот тоже стал частью общего уравнения.