Дверь снова открывается, мелькает лицо Сэм. На улице идет дождь, и стук капель наполняет тихое помещение БАРа. С ее куртки течет. Ее волосы в беспорядке прилепились ко лбу и щекам. Она подходит к бару и снимает куртку, внимательно изучая кружку в моей руке, как будто пытаясь определить содержимое. Потом заказывает пиво.
– Я тебя знаю, – говорит Анна, – ты делаешь татуировки.
– Верно.
Сэм берет свое пиво и что-то проверяет в телефоне, потом оглядывается.
– Интересное место для встречи.
– Оно – особенное. – Я кошусь на Анну, которая отступила на пару шагов и притворяется невидимой, считая кассу. Кроме нескольких купюр и пары монет, в ней совершенно пусто. – Йон Гримберг, – обращаюсь я к Сэм, но когда наши взгляды встречаются, все остальное, как обычно, расплывается, теряет фокус. Сэм полностью приковывает мое внимание.
– Да. – Она отпивает свое пиво, и на ее верхней губе остается пенка, которую она вытирает тыльной стороной руки. – Или, я думаю, что это был он.
– Думаешь?
– Это было несколько лет назад, в то время, когда мы… когда мы были вместе. Тогда я тебе ничего не рассказала.
– Почему?
– Такие вещи полицейскому не рассказывают.
Мне больно. Несмотря на то, что я ожидал этого, меня как будто обжигает изнутри.
– Мы же жили вместе.
– Как бы то ни было, – продолжает Сэм, – это было где-то осенью. Какой-то человек позвонил мне вечером, когда я уже собиралась уходить из студии, и отказался назвать свое имя. Я не принимаю клиентов так поздно, ты знаешь об этом. Но тот человек предложил мне довольно крупную сумму. Я должна была получить половину в качестве предоплаты и остаток после завершения работы.
– Насколько крупную?
– Пятьдесят тысяч.
– Господи помилуй!
– Я знаю. – Сэм отпивает пиво. – Я спросила, в чем заключается работа, и единственное, что он сказал, это то, что он хочет удалить татуировку. По сути, такое медицинское вмешательство следует производить в дерматологической клинике, куда я и посоветовала ему обратиться, но он отказался. Он слышал, что я таким раньше занималась, и это правда. Но это было до того, как изменились правила. Я старалась донести до него, что это более болезненно и не так надежно, как в профессиональной клинике, но он продолжал настаивать на своем. Думаю, он даже посмеялся над моим предложением. Он попросил меня остаться в студии и положил трубку. Часом позже кто-то пришел. Мужчина с почти белыми волосами. Помню, как предположила, что он их красит, потому что брови были намного темнее. Я подумала, что разговаривала по телефону с ним. Он представился как Деян, но я сомневаюсь, что это было его настоящее имя. Он сказал, что пришел удалить татуировку. Я спросила, не с ним ли я говорила по телефону, он отрицательно покачал головой и прошел в студию. За его спиной на улице стоял еще один человек, на которого я не обратила сначала внимания. Было довольно темно, и как раз место справа от входной двери сложно рассмотреть из-за угла падения света. С этим вторым, – сказала она и опустила глаза, – я как раз и говорила. Он был довольно высокого роста и тоже блондин, но не такой яркий, как Деян. У него было красивое лицо, резковатое, но с приятными чертами, загорелое. Одет в темный тренч, и в целом выглядел как рекламный агент, только что вернувшийся из отпуска. Но его взгляд был довольно странным. Он был… пустым. Стеклянным, – Сэм отпила еще пива. – В его глазах ничего не было – ни личности, ни тепла, ни холода, вообще никаких чувств.
– А какого цвета были его глаза?
– Голубого. Но, – добавляет она, – я думаю, он носил линзы.
– Почему ты так думаешь?
– Я сама в линзах, Лео, и знаю, как выглядят глаза после целого дня их ношения.
– Он представился?
– Он просил называть его Гримом. И больше ничего не сказал. Он нервничал, и ты знаешь, что в таких случаях я предпочитаю шутить, и я говорила что-то про сказки братьев Гримм и спросила, Весельчак он или Ворчун [18] , но он спросил только, когда мы уже начнем. И он… кстати, он еще носил тонкие перчатки – он сунул руку во внутренний карман тренча и достал пачку купюр. «Двадцать пять тысяч, – сказал он, – чистые, как будто только что из банка». Я раньше никогда не видела столько денег в одной пачке и просто кивнула и спрятала их в офисе. «Я слышал, ты хороша в своем деле, – сказал он. – Мой мастер попал в неприятности, и мне, к сожалению, нужен новый». Если что-то я и умею делать, так это свою работу. И поэтому ответила, что отлично справляюсь с нанесением татуировок, а не с их удалением. Когда он услышал это, то подался вперед ко мне, и – знаю, это звучит глупо, но я прямо уверена, что он меня понюхал. – Сэм краснеет. – Мне было неприятно. Не знаю, что он понял для себя, но потом посмотрел на Деяна, коротко кивнул и велел начинать. Я посадила Деяна на стул, и он показал свою татуировку. Черный двуглавый орел размером с кулак на уровне сердца. Это известный символ, но в данном случае очевидно, что это был символ его страны.
– Албании.
– Точно.
– Деян Фридрихс, – говорю я. – Его могли так звать?
– Я не знаю его фамилии.
Деян Фридрихс. Я однажды выслеживал его в связи с поджогом в баре на Свеавэген. Владелец бара не согласился, чтобы его крышевал какой-то синдикат, и за свою самостоятельность поплатился тем, что в его помещении развели костер. Я никогда не допрашивал Деяна, и не было подозрений, что он имел отношение к поджогу, но у меня было ощущение, что это он. Фридрихс работал наемным убийцей для группировки «Сильвер», которая контролировала некоторую часть криминального мира Стокгольма.
– Похоже на него, – говорю я и отпиваю кофе.
Мне интересно, почему он представился как Грим. Ему следовало бы использовать вымышленное имя. Может, он до сих пор использует его неофициально?
Уголком глаза я вижу, как Анна силится показать, что у нее много других дел, кроме подслушивания. Сэм проясняет мою голову, ускоряет мыслительные процессы. Я чувствую, что рядом с нею просыпаюсь. Так было всегда – как будто кусочки пазла встают на свои места.
– Грим уселся на гостевой диван и уставился в свой мобильный, а я продолжала обезболивать и сводить татуировку. Но я была просто уверена в том, что результат не оправдает ожиданий и уж точно не потянет на пятьдесят тысяч. Поэтому когда я дошла до середины, то предложила Гриму: возьму только двадцать пять тысяч, и этого будет достаточно, но он сказал, что у нас договоренность, а ее нельзя нарушать.
– Они хорошо друг друга знали, как думаешь? Он и Деян?
Она качает головой.
– У меня было ощущение, что Деян был клиентом. Грим почти все время говорил по телефону. Когда сидишь и напряженно работаешь в студии – кстати, я вспомнила, что жутко устала тогда, – руки действуют отдельно от тебя, и я непроизвольно улавливала и его голос за моей спиной. Складывалось впечатление, что Грим пытался решить сразу несколько дел одновременно. Думаю, он пытался помочь кому-то покинуть страну. В разговоре упоминались также деньги. Что-то пошло не так, и Грим в раздражении положил трубку и позвонил кому-то другому и проинформировал последнего о повышении цен. Такие дела. Все было как-то лихорадочно, они следили за временем, и я очень беспокоилась, потому что татуировка Деяна была сделана непрофессионалом. Это была работа любителя, возможно, сделана в тюрьме, и краска была вбита на разную глубину. Я выскребала цвет до адовой бесконечности. И не хотела бы оказаться с ним рядом, когда пройдет анестезия. Этот парень создавал впечатление тертого калача, но Гриму, казалось, было все равно. И кстати, вспомнила, он принял таблетку, пока я занималась Деяном. Они у него хранились в тубе, на которую я обратила внимание. Такие не дают в аптеке при покупке лекарств. Это я помню хорошо.