Вот только со вторым пунктом последнее время были проблемы. Рита грустила. Перед торжественным ужином и вовсе затосковала: даже влепила милому другу половником по макушке, когда он сказанул что-то под руку.
Бедная девочка!
И тогда Валерке пришла в голову гениальная идея.
Он порадует любимую ценным подарком. Рита увидит его, и на душе у нее станет тепло.
– Это что? – подозрительно спросила Ритина мать, узрев Грабаря в дверях в обнимку с какой-то гигантской синей гусеницей в полиэтилене.
– Мешок, – ухмыльнулся Валера.
– Вижу, что не авоська, – отрезала старшая Сысоева. – Ты зачем его сюда припер?
– Так это, того… Боксерский мешок! «Юниор»!
– Что?
– Сорок пять кило весит! – похвастался Валерка, похлопывая по мешку жестом крестьянина, продающего на рынке упитанного поросенка.
Нина принюхалась. От мешка отчетливо несло какой-то резиновой гадостью.
– Воняет!
– Попахивает, – не согласился Валерка.
– Унеси его отсюда!
– Ну Нинборисна! Это Ритке подарок!
– Валера, чтобы этой штуковины в моем доме сегодня не было! У нас гости! – Нина вытерла вспотевший лоб. Господи, еще не хватало дурня с его сюрпризами. – Завтра подаришь!
– Куда ж я ее дену? – озадачился Валерка. – Сорок пять кило!
– Придумай что-нибудь, – решительно сказала Нина. – Ты умный, у тебя получится.
Она не удивилась бы, если б небеса разверзлись и из них посыпались, скажем, волосатые лягушки. Все-таки не часто человеческий язык рождает настолько вопиющую ложь.
Но лягушачий дождь не пролился.
– Ага, – мрачно согласился Валерка. – Ща. Сообразим.
И ушел, волоча подарок.
Нина вздохнула с облегчением. Если б она могла предвидеть, к чему приведет ее запрет, то своими руками повесила бы боксерский мешок на хрустальной люстре в зале.
Валера мрачно влачился среди деревьев в обнимку с подарком. Как вдруг увидел вдалеке над яблоневыми шапками листвы крышу сарая. Грабарь воспрял духом. Вот он, выход! Как стемнеет, приобнять Ритку за талию, пообещать сюрприз – и отвести в сарай. А там боксерский мешок!
Валера представил лицо любимой и удовлетворенно засмеялся.
Но в сарае его радость сменилась ужасом. Небольшое помещение было забито хламом теснее, чем пиратский трюм контрабандой. Все Сысоевы мастерски умели делать окружающему пространству инъекцию бардака, но Петруша достиг в этом деле недосягаемых высот.
Если бы его поселили в пустыне, через пару недель единственный оазис был бы сметен рухлядью вроде дырявых шин, сгнивших досок и проржавевшего насквозь реликтового холодильника, помнившего рождение кинескопного телевизора.
В доме Нина строго следила за супругом. Однако сарай был полностью отдан ему на откуп. Неудивительно, что Валера глотнул спертого воздуха и бежал прочь, смутно ощущая, что его вот-вот поглотит океан космического хаоса.
В саду он сел под деревом и пригорюнился. Сюрприз пропадал!
«Мозгом работай, мозгом», – посоветовал себе Валера.
Проходивший мимо Григорий случайно взглянул на его перекошенное лицо и шарахнулся в сторону. Свят-свят-свят! Нога провалилась в канаву, и Гриша смачно выругался.
Валера тут же очнулся от тягостных дум.
Кто сказал «мяу», в смысле – «вашу мать»?
Григорий торопливо ковылял прочь. Но не он интересовал Валеру, а первопричина явления.
Канава!
У канавы была драматичная история.
Когда-то Петруша Сысоев, охваченный необъяснимым помешательством, вырыл на участке четыре дренажные траншеи. Три из них Нина вскоре закопала, отгоняя лопатой вьющегося вокруг супруга. Петенька заламывал руки и кричал, что их затопит при первом же дожде. Участок Сысоевых стоял на высоком сухом склоне, поэтому Нина никак не могла взять в толк, какой взбесившийся крот укусил ее мужа.
Разгадка его сумасшествия в конце концов была обнаружена в уличном клозете. Нина, гневно ругаясь, изъяла из пыльного угла годовую подписку журнала «Строим дом сами». Петенька молил оставить хотя бы номер со статьей о подвалах. Но супруга пригрозила, что там же его и закопает, если он не прекратит строительные эксперименты.
На четвертую же канаву, выкопанную сразу за сараем, она махнула рукой.
Валера походил вокруг рва, надувая щеки. Уложил в яму мешок. В длину уместилось бы еще три, а по ширине легло так, словно под него и копалось.
Грабарь возликовал.
Он наломал за забором бесхозной калины и забросал сюрприз ветками.
Оставалось только привести любимую.
И когда Рита в расстройстве ушла с ужина, Валера понял, что час пробил.
4
Бритая шишковатая голова просунулась в приоткрытое окно кухни.
– Ищу тебя везде, ищу, – недовольно прогнусавила она.
– Тоже мне, поисковая овчарка! – мигом разозлилась Рита.
– А чего сразу овчарка? – помрачнел Валера. – Я тебе не кобель какой-нибудь. Я верность блюду.
Рита вздохнула. На кого она злится…
– Матери помочь надо, – проворчала она. – Иди сюда, будем салаты заправлять.
Валерка отмахнулся от заманчивого предложения.
– Слышь, чего скажу! – Таинственностью его голос мог бы соперничать с голосом феи-крестной. – Сюрприз есть.
– Какой еще сюрприз?
– Кайфовый.
Рита заправила за ухо выбившийся завиток.
– Валер, а Валер, – с тоской сказала она. – Не до сюрпризов мне сейчас.
– Крутяцкий! – настаивал Валера. – Пошли, позыришь.
Рита поняла, что возлюбленный от нее не отвяжется. Если Валера вбивал что-то себе в голову, то выбить это можно было только кувалдой и вместе с мозгами. Навыков убеждения у него было не больше, чем у дохлой моли, зато упорного занудства хватило бы на караван верблюдов. Как уже было сказано, Валера Грабарь прогибал под себя действительность. Вздумай он прокатиться на еже, несчастное млекопитающее вскоре согласилось бы считать себя ездовым, лягаться и закусывать удила.
– Далеко? – сдалась Рита.
Валера запрыгнул на подоконник и перевалился внутрь. Когда он объяснил, куда им предстоит направиться, в кухню заглянула старшая Сысоева.
– Валера, шагом марш со мной, – не терпящим возражений тоном приказала она. – Надо помочь.
– Ван момент, Нинборисна!
– Клей тебе «Момент», а не Нина Борисовна. Идем.
Валера был упорен, но спорить с Ритиной матерью не осмеливался. Он со значением подмигнул подруге напоследок: мол, шагай, ничего не бойся, – и скрылся в коридоре.