Бой Джордж смотрел с потолка и смеялся. Смеялся и даже не думал меня спасать. Впрочем, что он мог сделать?
– Мишель уехала в Лондон, и на этом все кончилось. Она вернулась к Клэю. Потом мой старый приятель, который нас познакомил, сообщил, что у Мишель с Клэем родился ребенок. Мне она больше не звонила. До недавнего времени.
– Что она сказала, когда позвонила?
– Сказала, что после нашего летнего романа родилась девочка, с которой она наконец-то готова меня познакомить.
– Когда это было?
– Через пять дней после того, как я сделал тебе предложение. Будто специально подгадала.
Бен сделал мне предложение, когда мы были в Париже. Получается, он узнал о Мэдди пять месяцев назад – гораздо раньше, чем утверждал вчера. Неужели время для Бена перестало существовать? Помолвка, знакомство с новообретенной маленькой дочкой – все слилось для него в один долгий день. С одной стороны – наша жизнь, которую мы считали счастливой. С другой – нежданный подарок судьбы, способный разорвать эту жизнь на части.
– Я хотел рассказать тебе тем же вечером, но ты допоздна работала над делом Портера, а когда вернулась, сказала – точно помню: «Достань мне бутылку «Си-бемоль» и не говори ни слова, пока я не прикончу половину». Потом выпила половину и уснула.
– Выходит, это я во всем виновата?
– Нет. Просто я пытался выбрать подходящее время, чтобы не сделать тебе больно.
– И что?
– У тебя очень открытое лицо… И потом, нам так нравилось готовиться к свадьбе, к переезду в Лондон… – Бен ненадолго умолк, а затем добавил: – В общем, я не смог найти такое время, когда бы мои слова не причинили тебе боль.
Я перевела дыхание, чувствуя, что таю. Тут бы ему и остановиться, но Бен продолжил. Мы не останавливаемся, когда нужно. Именно это и позволяет нам сказать нечто важное за секунду до того, как ляпнуть что-нибудь не то.
– Знаю, тебе тяжело понять, почему я не рассказал тебе о Мэдди. Но мне тоже нелегко. Нелегко понять, почему Мишель так долго от меня скрывала.
– Ты на нее не злишься?
– Черт, да я просто в бешенстве! До сих пор не могу успокоиться.
Мне вспомнилось, как они шли по улице и как Мишель обнимала Бена за талию. Что-то непохоже, что он был тогда в бешенстве…
– Я смотрю на Мэдди и думаю: «Пусть Мишель передо мной виновата, но я не хочу потерять больше ни секунды того времени, которое могу провести с дочкой». Я благодарен, что Мишель мне все-таки рассказала. – Бен прочистил горло. – Вот, теперь я тоже тебе рассказал. Я люблю тебя и сделаю все, чтобы загладить свою вину.
Я чувствовала, что Бен говорит искренне, и уже готова была сделать шаг навстречу – попытаться его понять. Но тут он произнес:
– Давай попробуем разобраться, как оставить все в прошлом. Я ведь не пытался специально тебя обмануть. Это не то же самое, что неверность.
Неверность. Ну и слово! Как будто есть лишь один способ подорвать к себе доверие – измена. Нечто непростительное по меркам моего жениха. То, чем занималась мама со своим приятелем-импотентом. От чего бежал один мой брат, чтобы не причинить боль другому. Да, в измене Бен невиновен. Но бывают и другие непростительные поступки, о которых невозможно забыть.
Еще на прошлой неделе я знала Бена. Я верила, что он говорит правду – задает мне такие вопросы, которые помогают приблизиться к правде. В этом заключалось наше доверие друг к другу.
– Ты здесь? – спросил Бен.
– Нет, – ответила я, и мы оба нажали на отбой.
* * *
Я спустилась на первый этаж и сделала себе кружку горячей воды с лимоном, потом снова поднялась наверх и заглянула в комнату к Финну. Свет не горел – наверное, брат еще не вернулся из бара. В любом случае комната была пуста. На заправленной постели лежала сумка с вещами.
Я пошла дальше по коридору. Из комнаты Бобби пробивался неяркий свет. Брат с женой были вдвоем – читали, тихо разговаривали. Непохоже, что они несчастливы. Скорее, им комфортно вместе.
Дверь в комнату родителей была распахнута настежь. Раньше ее никогда не оставляли открытой. Родительская спальня считалась священным местом, и никто из нас не решался туда входить.
Мама с зачесанными назад волосами лежала в постели и слушала негромко играющее радио. По бокам от нее спали близнецы.
Она приложила палец к губам.
– Говори шепотом. Что у тебя в кружке? Надеюсь, вино?
– Нет, горячая вода с лимоном. Хочешь?
– Только если вода с лимоном превратится в вино.
Я села на край кровати и указала на близнецов.
– Они спят с тобой?
– Они спят со мной, – подчеркнуто тихо ответила мама, как бы подавая мне пример.
Я улыбнулась – не смогла удержаться. Я снова узнавала в ней свою маму – серьезную и не терпящую возражений. Лучшее, что могло произойти в конце долгого, бестолкового дня. Мне сразу стало спокойно. Почему же в благодарность я попыталась ее уколоть?
– Генри сегодня у нас не ночует?
Мамин взгляд говорил, что я ее задела, но она меня прощает.
– Нет, сегодня у него репетиция.
– Повезло ему.
– Вообще-то повезло Сан-Франциско. Генри – один из наиболее востребованных дирижеров в мире. Руководил Нью-Йоркским филармоническим оркестром, а до того был главным дирижером Стокгольмского. Он изменил представление о том, чего может достичь американский оркестр.
– Похоже на преувеличение.
– Скорее, преуменьшение. Генри воспитал десятки выдающихся музыкантов. Благодаря ему современная американская музыка снова вошла в моду. Не надо верить мне на слово – почитай его биографию в «Википедии».
Я кивнула, как будто собиралась незамедлительно изучить биографию Генри.
Мама немного помолчала, раздумывая, как бы сменить тему.
– Мне звонил твой жених.
– Похоже, он сегодня всем звонит.
– Бен очень переживает. Я сказала, что вы должны сами во всем разобраться. Я люблю его, но тебя люблю больше и поддержу любое решение, которое вы примите вместе.
– Спасибо, мам.
– Я попросила Бена не звонить твоему отцу. Вряд ли папа согласится, что это касается только вас двоих.
Я кивнула. Мама права. Отец пришел бы в ярость. Не потому, что Бен не сообщил мне о ребенке, а потому, что оказался настолько безответственным, что влип в подобную историю.
– Папа упомянул, что ты навестила Джейкоба Маккарти.
– Он знает?
– Конечно, знает. Джейкоб позвонил ему, как только ты ушла.
Оказывается, он еще и стукач. Впрочем, чего ожидать от человека, который питается лакричными палочками?