– Ты куда? – спросила Джордан.
– Не хочу больше об этом. Я бы никогда не стала так отзываться о твоей жизни.
– Что поделаешь? Я – не ты. Я та еще стерва, по крайней мере временами, и это ни для кого не секрет. А еще не секрет, что я люблю тебя больше всех на свете. И не надо делать вид, будто сомневаешься. Я забочусь о тебе и о том, что хорошо для тебя, и мой брат тут совершенно ни при чем.
Я посмотрела прямо на нее:
– А, так он снова стал твоим братом?
Она спокойно выдержала мой взгляд:
– Это не имеет никакого значения, Энни. В любом случае я хочу для тебя того, чего ты сама хочешь.
Я обвела рукой вокруг себя, охватывая жестом всю беспредельную гору:
– Вот чего я хочу. Тебе не приходило в голову, что я нашла именно то, о чем всегда мечтала?
– Да? И давно ты об этом мечтаешь? Извини, конечно, но я не собираюсь просто сидеть и смотреть, как ты отказываешься от того, чего на самом деле хочешь, – любить, пока смерть не разлучит вас. Временное помешательство Ника еще не повод переезжать в захолустье вместе с мистером Кашеваром.
Я растерялась и не знала, с чего начать, но все-таки заставила себя начать хоть с чего-нибудь:
– Во-первых, это не захолустье. Тут недалеко университет штата, если ты не в курсе.
– А еще музей-ферма, если ты не в курсе.
Я развернулась и пошла прочь – по глубокому снегу, к тропе, которая уведет меня вниз, подальше от Джордан.
Я слышала, как она шла за мной, стараясь не отставать, а потом остановилась.
– Между прочим, с Перл у него все кончено! – крикнула Джордан мне вслед. – Вдруг тебе интересно. Все кончилось еще до того, как началось.
Я не обернулась – застыла на месте, но не обернулась.
Снова послышались шаги Джордан. Она подошла ближе и остановилась прямо у меня за спиной.
– Он сейчас в Лондоне – заканчивает съемки фильма. Пытается найти работу в Европе и не закиснуть окончательно. Говорит, что не может вернуться домой без тебя. Прямо жалко его.
Я по-прежнему стояла не двигаясь. Джордан понизила голос:
– Послушай, Ник осознал, какую совершил глупость. Но он не приедет и не попросит прощения, если я скажу, что ты счастлива. Но если я скажу, что ты несчастна…
Я быстро повернулась и метнула на нее испепеляющий взгляд:
– Даже не думай! Я не шучу, Джордан. Только этого мне еще не хватало!
– Тогда скажи, что тебе все равно. Скажи, что еще шесть месяцев назад ты готова была любить Ника до конца жизни, а теперь тебе все равно.
– Прошло больше шести месяцев.
– Прошу прощения – семь месяцев назад.
Я отвернулась и пошла дальше.
– Мне все равно, – сказала я.
– Может, повторишь, глядя мне в глаза? Думаю, получится более убедительно.
Я продолжала спускаться.
– Сейчас ты мне не особенно нравишься.
– Ничего, – крикнула Джордан мне вслед, – переживу.
На ночь Джордан не осталась, а поехала в Нью-Йорк, откуда надеялась улететь в Лос-Анджелес первым же утренним рейсом. Она сказала, что переночует в аэропорту, но я подозревала, что на самом деле у нее в планах провести пару дней в Нью-Йорке, Бостоне или еще где-нибудь – лишь бы не со мной в провинциальном Уильямсберге, – прежде чем вернуться в Калифорнию. Как бы там ни было, меня не покидало ощущение, будто Джордан все еще здесь – прямо в доме, в нашей с Гриффином спальне. Ее голос звучал у меня в ушах так громко, словно она стояла рядом со мной: «Ты не должна тут оставаться…»
Отчасти именно поэтому я пошла в ресторан к Гриффину. Мне казалось, это мудрое решение – побыть вдвоем, постараться снова сблизиться, помочь ему с бесконечными приготовлениями к открытию. Но в ушах у меня по-прежнему звучали слова Джордан… Как я не поняла, что самым мудрым решением было бы остаться дома?
Мы вместе украшали ресторан гирляндами белых искристых фонариков в виде цветов лотоса, оплетая ими крышу и фасад наподобие виноградных лоз.
– Поверить не могу, что до открытия всего неделя, – сказала я.
– Десять дней! – поправил Гриффин.
– Десять дней, – повторила я.
Я стояла на стремянке, а Гриффин светил мне фонарем, чтобы хоть немного рассеять темноту. Он расспрашивал о Джордан, и я, не желая рассказывать ему правду, резко сменила тему.
– И потом, это всего лишь предварительное открытие, – продолжил Гриффин.
– Неважно. Все равно большое событие. Ты же говорил, что это чуть ли не самая ответственная часть.
– Ты специально пытаешься меня запугать или у тебя это получается ненарочно?
Я рассмеялась:
– Может, тебе будет спокойнее, если мы все-таки определимся с названием? Есть у тебя идеи?
– Есть кое-какие наметки. Но даже если до следующей недели мы так ничего и не придумаем, все приглашенные и так знают, где мы находимся.
– Это большой плюс, – согласилась я.
Гриффин поднял ко мне лицо и улыбнулся:
– Жаль, что я не знал о приезде Джордан, – выкроил бы немного времени, чтобы с ней пообщаться.
Я отвернулась от Гриффина, от этой его улыбки и сосредоточилась на фонариках.
– Ну, это еще не конец света.
– Надеюсь, что нет, – усмехнулся Гриффин. – Но Джордан – твоя подруга, и я хотел бы с ней познакомиться.
Это было так искренне, так похоже на Гриффина, что в груди у меня что-то сжалось.
Наверное, это маленькое проявление доброты должно было сблизить нас, напомнить мне о том, что я знала о Гриффине, и заглушить слова Джордан. Но вопреки здравому смыслу в голове у меня вертелось одно: «Почему наша жизнь кажется не настолько счастливой, чтобы показать ее Джордан?»
– Не забывай, что Джордан – сестра Ника, – сказала я.
– Ну и что?
– Она на его стороне.
Гриффин бросил на меня взгляд, который я различила даже в тусклом свете фонаря.
– Что такое? – спросила я.
– Не знаю… Просто я думал, все это уже в прошлом.
И тут мне бы ответить: «Конечно, в прошлом!», но с языка у меня уже сорвалось другое, не столь позитивное замечание:
– Скажи об этом Джиа. Или своей матери.
– Энни…
– Ты не понимаешь, – проговорила я, опуская фонарики.
– Похоже, что так. Хотя вроде я тупостью не отличаюсь. Не гений, конечно, но все-таки. Обычно понималка у меня работает хорошо.
Гриффин пытался обратить все в шутку, отнестись к моим словам легко. Но я его не поддержала: я не хотела, чтобы все было легко. Я хотела, чтобы все было трудно – очень трудно.