— Простите, господин граф, за беспокойство, но все гораздо прозаичнее. Просто я встречался с представителями абвера и теперь могу вас заверить, что у нас появились новые сторонники. К сожалению, пока — я подчеркиваю слово «пока» — не могу назвать их имена. Но в ближайшем будущем я непременно сведу вас с ними.
Гизевиуса вывезли из гестапо ранним утром. В закрытой машине. Предварительно приведя его внешний вид в пристойное состояние. У «Валета» до сих пор стояла перед глазами крепкая низкорослая фигура Мюллера, а его голос бил по вискам, тупой болью отдаваясь в затылке: «Сейчас мы вас отпустим. Встречайтесь со своими друзьями. Контактируйте с ними как можно активнее. Нас интересует время и место проведения акции. Время и место. И без глупостей. Мы держим под контролем каждый ваш шаг. И еще. Не вздумайте вести свою игру. Не советую…».
— Простите, — Гизевиус потянул узел галстука, — у вас воды не найдется?
— Господин дипломат, да на вас же лица нет! — Бертольд Штауффенберг, младший брат полковника, сбегал за стаканом воды. — Может, вас отвезти домой?
— Нет, нет, все в порядке. Жарко. Но мне уже лучше.
Гизевиус огляделся. В гостиной дома Штауффенбергов собрались самые близкие друзья: фон Тротт, фон Хофаккер и Фриц Шулленбург.
— Господа, не будем терять время, — Штауффенберг-старший постучал карандашом по стакану. — Прошу слова! К сожалению, вынужден констатировать, что положение на всех наших фронтах сложилось катастрофическое. И если на Западном фронте мы еще можем надеяться на мало-мальский успех, то на основном, Восточном фронте, нас ожидает полное фиаско. Гитлер перестал контролировать ситуацию. Германия переполнена остербайтерами, которые могут устроить настоящее партизанское движение внутри страны и тем самым развалить наше государство изнутри. Мы не вправе допустить подобного!
— Ваше предложение, Клаус? — перешел к делу Шулленбург.
— Возвращаемся к исходной позиции. Нам нужно срочно начать переговоры на Западном фронте.
— Начинали, — вставил реплику Хофаккер. — Как вы знаете, я недавно был у фельдмаршала Роммеля. Так вот переговоры пока невозможны. По крайней мере до тех пор, пока жив фюрер. Или пока он не смещен со своего поста.
— К тому же следует поработать на самих фронтах. Слишком мало еще командующих поддерживают нас, — добавил Фриц Шулленбург.
— Они нас поддержат, господин обер-лейтенант, — Штауффенберг подкрепил свою фразу уверенным жестом. — Как только поймут, что у власти уже не фанатики от НСДАП, а люди вермахта, они тут же примкнут к нам. А вы им в этом поможете. Когда, кстати, вы собираетесь отбыть во Францию?
— Сразу же после акции. Я договорился со Штюдьпнагелем, чтобы он сохранил мое место.
— Между прочим, — вступил в разговор полковник Хофаккер, — Роммель уже призвал фюрера к пересмотру его взглядов относительно положения на Западном фронте.
— И каков результат? — живо поинтересовался Штауффенберг.
— А сами как думаете?
— Вот нам и ответ на вопрос о целесообразности наших дальнейших действий, — бывший посол Германии в СССР, старый дипломат Шулленбург окинул присутствующих многозначительным взглядом. — То, что Гитлера следует смещать со всех постов, сомнению более не подлежит. Но, помимо этого, я все-таки настаиваю на своем предложении наладить контакты с Советами.
Гизевиус отмстил про себя, что прежних пылких возражений в ответ на это предложение Шулленбурга не последовало. Значит, оно уже обсуждалось чуть ранее. Без него.
— Извините, господа, — «Валет» старался говорить спокойно, — но когда мы собирались в последний раз, речь шла о продолжении ведения военных действий на Восточном фронте. В противном случае нас могут не понять в Штатах и Великобритании.
— Совершенно верно, — ответил за всех Хофаккер. — Однако пока вы отсутствовали, произошли некоторые изменения. В частности, на фронте сложилась крайне неблагоприятная моральная атмосфера. И если вы считаете, что солдат, плохо воевавший с американцами, будет хорошо сражаться против русских, то глубоко заблуждаетесь. Солдату глубоко безразлично, с кем он воюет, поверьте мне. И тот факт, что мы первыми выступили с инициативой о переговорах с представителями американского командования, а те, в свою очередь, проигнорировали нас, говорит лишь о том, что мы по-прежнему остаемся для них врагами. А потому нет никакой разницы, с кем конкретно приостанавливать военные действия. Ведь главное для нас — целостность Германии. Если русские согласятся оставить рейх в границах тридцать девятого года, лично я не вижу никаких препятствий для ведения переговоров именно с ними.
— Кстати, — встрял в дискуссию брат Штауффенберга Бертольд, — в этом вопросе нам может помочь генерал Кестринг, который был в свое время военным атташе в Москве. Думаю, к его мнению там должны прислушаться.
Гизевиус мысленно выругался. Такую информацию следовало срочно переправить в Швейцарию, Даллесу, но у него не было для этого технических средств. Равно как и связника. Пока.
— Дальнейшее обсуждение переговоров как возможность будущего диалога возобновим непосредственно после гибели Адольфа Гитлера, — подытожил суть беседы граф Штауффенберг и посмотрел на часы. — То есть после 20 июля. Через четыре дня.
— Простите, — Гизевиусу показалось, что земля уходит у него из-под ног, — но почему именно 20 июля?
— Откладывать акцию не имеет смысла. — Штауффенберг одной рукой открыл портфель, предварительно поднятый на стол, а второй спрятал в него рукописные документы. — На 20 июля фюрер назначил расширенное совещание. На нем должен буду присутствовать и я. С докладом о положении в резервной армии. Всё, господа! Следующая встреча — в день покушения в штабе резервистов. И да поможет нам Бог!
* * *
Капитан авиаэскадрильи ВВС Великобритании Джон Оуэнс втиснулся в кресло пилота, пристегнул ремни, окинул взглядом приборную доску.
— Кэп, — склонился вдруг над ним штурман Рисс, — сегодня дали очень странную инструкцию к вылету.
— А что в ней странного? — капитан кинул взгляд на карту. — Всего лишь разбомбить автоколонну. Ничего странного — война. А на войне принято бомбить вражескую технику.
— Но, сэр, нам впервые указывают точные координаты движения колонны. И время. И точное указание, что именно следует бомбить…
— Черт побери, Рисс, ну должна же и разведка хоть что-то делать! Не нам ведь одним войну выигрывать.
Штурман хотел было добавить еще пару слов вдогонку своим сомнениям, но передумал: в конце концов, задание есть задание.
* * *
— Вальтер, я узнал то, о чем ты просил.
— И когда?
— 20 июля.
— Спасибо, Карл. Я твой должник.
Шелленберг хотел добавить еще несколько благодарных слов, но Штольц уже повесил трубку. Связь прервалась.
* * *
Колонна из двенадцати машин медленно двигалась в сторону деревушки Сент-Фуа-де-Монтгомери. Небо поражало прозрачностью и голубизной. Солнце нещадно палило, прогревая автомобили до температуры жаровни. Дышать становилось все тяжелее. Пот застилал глаза.