Двадцатое июля | Страница: 48

  • Georgia
  • Verdana
  • Tahoma
  • Symbol
  • Arial
16
px

Чехословакии Бенешем, с премьером польского эмигрантского правительства Сикорским. И везде стоял один вопрос: будущее Европы.

Немцы на первичных переговорах настаивали на том, чтобы Германия сохранилась в границах 1939 года. Ни Америку, ни Англию это не устраивало. Прежде всего союзники стремились уничтожить Германию как своего конкурента на мировом рынке и занять над ней доминирующее положение.

В начале 1943 года Рузвельт в беседе с Бенешем специально проговорился, что видит будущее Германии после войны в виде пяти-шести отдельных немецких государств, находящихся под контролем стран-победителей. Естественно, без Советского Союза.

Англию такой раздел не устраивал. В этом случае она как сторона, наиболее, в отличие от Штатов, пострадавшая, могла полностью потерять свое влияние на послевоенную Германию. И потому настаивала на создании федеративного государства, что, в свою очередь, не устраивало Штаты. Эти противоречия до сих пор не разрешились.

Мало того, месяц назад Фитину переправили ряд важнейших документов правительств обеих союзнических стран, относящихся к вопросам дальнейшего переустройства немецкого государства. Особую ценность имела копия личной переписки Черчилля и Рузвельта, в которой обсуждались вопросы оккупации Европы. Если бы немецкое командование, делающее ставку на переговоры с правительствами западных стран, знало, что те уже начали обсуждать вопросы об оккупации северо-западных, промышленных районов Германии, и видят будущую Германию только в качестве сельскохозяйственной страны типа Дании, с полной ликвидацией промышленности, то оно бы наверняка испытало шок. Впрочем, в данном моменте союзники не смогли пока полностью договориться. А раз так, то ни о каких официальных переговорах с представителями вермахта не могло быть и речи. По крайней мере до точного выяснения, жив Гитлер или нет.

Старков тоже только делал вид, будто слушает Лаврентия Павловича. На самом деле его интересовало совсем другое.

Прямо перед совещанием Ким отозвал его в сторону и показал сводку полетов авиации дальнего действия на Берлин за апрель месяц. В докладной записке указывались дни, когда советские бомбардировщики и самолеты союзников совершили авианалеты на столицу Германии. Ким пальцем указал на двадцатые числа. С 24 по 28 апреля Берлин бомбардировке не подвергался. А значит, «Вернер» солгал: «Берта» не мог погибнуть в эти дни от авиабомбы.

* * *

Скорцени твердым уверенным шагом вошел в бывший кабинет Штауффенберга и плотно прикрыл за собой дверь. На страже, возле входа, он оставил Фолькерсама. Прийти в апартаменты главного исполнителя заговора штурмбаннфюрера заставила необходимость: беседа с генералом Фроммом.

Старик, а Скорцени всех, кому было за пятьдесят, считал стариками, ни в чем, как ни странно, обелять себя не стал. Напротив, признался в готовности нести полную юридическую и моральную ответственность за то, что проморгал заговорщиков в своих рядах. Но…

— Скорцени, — Фромм смотрел на любимца фюрера тусклым взглядом, — вы должны понять: Штауффенберг действовал не самостоятельно.

— Естественно. — Скорцени с заметной брезгливостью слегка отодвинулся от собеседника. — Он действовал вместе с вами. И вашими людьми.

— Я не о том веду речь. — Фромм понизил голос: — Я говорю о тех людях, которые патронировали полковника и моих подчиненных.

— Кто они?

— Не знаю. Да, Штауффенберг был организатором заговора, этого я не отрицаю. — Фромм перешел на доверительный тон, чтобы любимец фюрера не усомнился в его словах. — Но он не мог действовать самостоятельно! Сами посудите: ну кто такие военные? Солдаты. Исполнители чужой воли. Высшей воли. Они привыкли выполнять чьи-то приказы. В этом заключен смысл их жизни: в исполнении приказа и несении ответственности за результат своих действий. А теперь обратите внимание на один момент. Приказы генералам почему-то отдает полковник. Вам это не кажется странным? Ответьте, Скорцени, в каких случаях полковник может отдавать приказы генералам?

— Если его назначили на генеральскую должность. — Скорцени начал понимать, куда клонит Фромм.

— И кто поставил на высшую должность Штауффенберга? Кем должен быть человек, чтобы ему беспрекословно подчинялась вся элита вермахта? Дай бог, чтобы фюрер выжил, но если произойдет непоправимое… Я-то пущу себе пулю в лоб. А вот тот человек, который стоял за спинами моих людей и манипулировал ими, пулю сохранит в стволе пистолета. И в этом будет ваш проигрыш, Скорцени.

— Кто он?

Фромм устало откинулся на спинку кресла:

— А вот это, молодой человек, вы должны выяснить сами.

Штурмбаннфюрер вскочил:

— Где находится кабинет Штауффенберга?

…Все ящики столов оказались незапертыми, словно в них рылись в большой спешке. В верхнем обнаружилась папка с надписью «Валькирия». Развернув ее, Скорцени обнаружил детальный план переворота. Пробежав глазами по страницам, штурмбаннфюрер убедился в двух вещах. Во-первых, Штауффенберг оказался очень хитрым и изворотливым малым. Он закамуфлировал свои намерения под заголовком «Контрмеры на случай атаки воздушно-десантных войск союзников». Ловкий ход, ничего не скажешь. Во-вторых, в плане не хватало нескольких листов. Как понял Скорцени, именно тех, над которыми вместе с рукой Штауффенберга поработала еще чья-то рука: сделанные ею пометки в виде цифр сохранились на двух страницах.

Обследовав остальные ящики и еще раз перечитав план, Скорцени сделал для себя потрясающее открытие: все задействованные в этой большой игре фигуры полностью соответствовали расписанным для них ролям! Фромм был прав: кто-то вел и контролировал их действия. И одновременно — прикрывал. «Значит, этот человек должен занимать один из высших постов в рейхе», — мысль пришла неожиданно и приклеилась накрепко.

Попутно офицер пришел еще к одному выводу: после расстрела Штауффенберга в его кабинете кто-то побывал и покопался в бумагах. То есть уже после того, как штаб взяли под контроль его, Скорцени, люди. Значит, либо его подчиненные чего-то, вернее, кого-то, прошляпили, либо среди них есть сторонник (или сторонники?) Штауффенберга.

Штурмбаннфюрер ринулся назад, в кабинет, где допрашивал Фромма. Там он быстро прошел к телефону, поднял трубку и принялся набирать номер.

— Кому вы звоните, Отто?

— Не ваше дело, генерал.

— А если вы делаете ошибку?

Скорцени на миг задумался, но потом все же продолжил вращать диск.

— Если я ошибаюсь, тогда, значит, ничего не понимаю в людях. Приемная министерства пропаганды? Говорит штурмбаннфюрер Скорцени. Соедините меня с министром. Срочно.

* * *

Гизевиус, беспрестанно оглядываясь, перебежал через парк, выскочил на улицу, перешел на противоположную сторону и быстрым шагом направился к автобусной остановке. Только теперь он почувствовал себя в некоторой безопасности. События минувшего дня надолго останутся в его памяти. Хотя он этого совсем не желал. Иметь в руках людей, оружие, технику и так бездарно все организовать?! Чего ж тогда удивляться, что Германия проигрывает на всех фронтах?..