— Надо думать, она должна принять такую шутку за комплимент? Прости меня, воин, но в намеках на средство, которое помогает выполнить наказание, нет ничего приятного.
— Для тебя, но ты ведь не капистранка!
— Нет, я кистранка и никогда не слышала о вашем дерьмовом соке дхайя. Я не собираюсь извиняться за то, что сделала. Вы, мужчины, считаете возможным пользоваться этим питьем и, значит, заслуживаете того, чтобы хоть разок испытать на собственной шкуре, каково приходится нам, женщинам.
— Значит, ты хотела наказать меня?
Тедра повернулась на голос и увидела Чаллена, который неслышно подошел и стоял теперь в другом арочном проеме. Он, подобно Тамирону, не пытался скрывать своего недовольства. Тедра воинственно вскинула подбородок.
— Вовсе нет, — откликнулась она, вставая напротив варвара. — Я просто дала тебе почувствовать вкус безразличия, того самого, которым попотчевал меня ты в день нашей встречи. Это нельзя рассматривать как наказание хотя бы по той простой причине, что здесь не может быть даже никакого сравнения. Твое безразличие полностью вырубает всю чертову машину, и я уже ничего не могу с этим поделать. Мое же безразличие просто глушит мотор, но вовсе не запрещает тебе забавляться со мною, не так ли?
— Этого я не сделал бы с тобой.
Она знала. В глубине души она знала и то, что он никогда не стал бы заниматься с ней любовью против ее воли. Значит, получалось, что она в самом деле наказала его, и он совершенно справедливо злился из-за этого. Варвар провел ночь, думая, что Тедра охладела к нему, вот отчего так муторно было у нее на душе.
— Я не стану извиняться, нет! Ты дал мне понять, что ты бесчувственный, бесчеловечный подонок, способный выключать свои чувства, моргнув одним глазом. Вот и получил небольшой «баш на баш», подчеркиваю — небольшой! Ты ведь не дошел до того предела, до которого дошла я — ты не плакал и не молил. Я даже не пыталась возбуждать тебя. Так какого черта ты злишься?
— Ты совсем не раскаиваешься?
— Я не собираюсь извиняться, если ты спрашиваешь об этом, — упрямо повторила Тедра.
— Тогда нам не о чем больше разговаривать.
Чаллен повернулся и хотел уйти, оставив Тедру страдать от сознания той вины, которую она отрицала. Она была слишком горда, чтобы признать свою неправоту, хотя в глубине души сознавала, что не права, особенно после слов Тамирона о том, что все разговоры воина о самоконтроле были только общепринятой шуткой. Чаллен мог заставить ее просить прощения, мог вытянуть из нее признание своей вины. Он всегда заставлял ее делать все, что хотел, но только не сейчас. Как раз тогда, когда ей самой хотелось оказаться в его власти, он повел себя по-кистрански, любезно оставив Тедре все права, в которых она теперь совсем не нуждалась.
— Реакция ее была чисто импульсивной: прыжок с разбега, захват шеи. Выигрыш в секундах — и варвар должен был свалиться на пол, а она — увернуться в сторону. Но в это утро все было против нее. Несмотря на неожиданность нападения и отлично выполненный прием, Чаллен не сдвинулся с места. Выигранные секунды закончились тем, что Тедра перелетела через его плечо.
Она упала на спину. В тот момент, когда воздух опять начал поступать в легкие, Тедра открыла глаза и увидела, что Чаллен очень осторожно опускается на нее сверху.
— Считай себя побежденной.
Тедра моргнула. Ни злости, ни разочарования больше не было в его лице, теперь оно лучилось самодовольством, как будто все произошло именно так, как он задумывал. Не надо было быть семи пядей во лбу, чтобы понять, чему он так радуется.
— Очень умно, — сказала она, скривив губы в насмешке. — Что же, останешься получать свой выигрыш? А собравшиеся шоданы будут томиться неизвестностью, ожидая тебя?
— Думаешь, я затребую от тебя еще один месяц такой же службы? Нет, ты не угадала, чемар. Я назначу тебе женские работы более трудового характера. Они не оставят тебе времени на разного рода проказы. Тебе некогда будет даже подумать о новых способах издевательства надо мной. В мое отсутствие ты будешь под началом дяди Лоуди. Если ты ослушаешься его приказов, он накажет тебя. Вот в чем будет заключаться твоя новая служба проигравшего в поединке. Она продлится до моего возвращения. Тебе все понятно?
— Но ты можешь вернуться только через несколько недель!
— Вполне вероятно.
— Значит, все то время, пока тебя не будет, я буду наказана? И это справедливо, по-твоему?
— Ты будешь наказана только в том случае, если ослушаешься моего дядю, женщина. Твоя работа, дарашийский труд, — всего лишь та служба, которую ты только что проиграла мне. И я не вижу тут никакой несправедливости. Ты будешь нести ту службу, которую должна мне.
— Уж не думаешь ли ты, будто я не понимаю, что это твое наказание за прошлую ночь? Может, ты еще думаешь, что я буду дожидаться здесь тебя с распростертыми объятиями?
— Ты будешь здесь, женщина…
— Конечно, буду, — перебила Тедра, натянуто улыбнувшись. — Но срок моей первой службы истечет к твоему приезду. Можешь прозакладывать свой дерьмовый вес в золоте, что я не стану больше вызывать тебя на поединки, так что забудь о дальнейшей моей службе любого рода. Я беру назад все свои права, среди них есть и право сказать тебе, что…
Он заставил ее замолчать наиболее легким способом. Несколько минут блаженной разминки для губ и всего остального тела — и Тедра уже не думала о своих правах.
— Надеюсь, это анонс к утренней программе перед отъездом? Если так, то, может, попросишь нашего зрителя удалиться?
— Он уже ушел. Значит ли это, что ты снова хочешь меня?
— Я хочу тебя всегда, малыш! Твой проклятый сок дхайя временно изменил программу. За это… я прошу прощения. Мне не следовало поступать так. Во всяком случае, я должна была предупредить тебя об этом прошлой ночью.
Воин опять поцеловал ее, поднял с пола и отнес на кровать. Извинение Тедры не изменило условий ее новой службы, но насмешливые слова, сказанные ей перед этим, почти гарантировали его скорейшее возвращение.
Тедра никогда не призналась бы ни одной живой душе, что получала удовольствие от своей новой службы. Дядя Чаллена старался назначить ей работу похуже. Он не давал таких легких поручений, как, например, накрывать столы или даже готовить еду — а жаль, она бы состряпала нечто! Нет, Лоуден поручал ей более трудоемкую работу: Тедра целыми днями мыла посуду, выбивала ковры, чистила кожи, натирала полы и стены — а их в замке было столько, что хватило бы на месяц работы, и еще осталось бы.
О, как она уставала в конце дня! Но то была приятная усталость. Дядя Лоуден не знал, что никакой самый тяжкий труд не идет в сравнение с теми упражнениями, которыми она изнуряла Т себя всю жизнь и которые забросила с тех пор, как повстречалась с варваром.
Однако он был сильно озадачен, и это забавляло Тедру. Временами его физиономия становилась просто уморительной. Так было в тот день, когда Лоуден велел ей передвинуть тяжелую мебель, чтобы вытереть под ней пыль. Примерно через полчаса дядюшка вернулся, вероятно, решив, что на этот раз переборщил — мебель и в самом деле была очень тяжелой. Но только в изумлении открыл рот, увидев, что все уже передвинуто, а пол вымыт.