Сделав несколько громких глотков, она продолжала:
– Уильямс и Смит стали собирать сведения о Норфолках. Делали они это не всегда законными способами, подкупая служащих, имеющих доступ к приватным документам. Так мы узнали о завещании, по которому единственной наследницей является Кэт, а в случае её смерти дом и всё остальное должно быть продано с торгов. Решение возникло без колебаний. Её надо было убрать, чтобы завладеть поместьем. В том, что скифские сокровища ещё там и о них никто не знает – в этом не было сомнений. Но когда мы решили охотиться на неё, то её в доме не оказалось. Она исчезла из нашего поля зрения.
Лидия сделала ещё несколько громких глотков и продолжила свой рассказ:
– Мы не знали, какая она из себя. Мы не знали, кого искать и где искать. Мы потеряли её. А потом вдруг моя соседка попросила меня оказывать медицинскую помощь слепой девушке после операции, которая поселилась у неё. Она мало говорила о себе, даже Боброва почти ничего о ней не знала, но я-то имею подход к людям, не зря у меня старички всю подноготную свою открывают, как на исповеди. И вот удача – эта девчонка оказалась той самой особой, которую мы искали. Её звали Кэт Норфолк. Птичка сама залетела в клетку.
– То есть, поняв, кто перед вами, вы уже знали, что убьёте её? – задал вопрос Адамс.
– Она была обречена. Только её смерть открывала нам доступ к скифским сокровищам. Кстати, расспросив её, я поняла, что за все эти годы они не были найдены. Они до сих пор лежали в тайнике. Только где этот тайник, мы не знали.
В это время зазвонил мобильный у Адамса. Он не столько говорил, сколько слушал. Отключив телефон, он сказал, обращаясь в основном к Владимиру:
– После нашего разговора ранним утром или поздней ночью я распорядился задержать Козину, Уильямса, Смита и Хопкинса. И вот сейчас мне сообщили, что эта троица по месту жительства отсутствует. Удалось установить, что они ночным рейсом вылетели в Нью-Йорк.
– В Лос-Анжелесе находится их духовный отец, который, по сути, и руководит ими.
– Они вас бросили, Козина, – продолжал Адамс. – Они не стали спасать вас, оставили на растерзание, а сами исчезли. Они творили бесчинства вашими руками, и вы теперь будете отвечать за всё и за всех.
– Одного я не могу понять, – вступил в разговор Владимир, – ты умеешь убивать с помощью шприца, почти безболезненно. Зачем же ты так жестоко убила Кэт?
Лидия подняла голову и недобрым взглядом уставилась на Татьяну.
– Я хотела, чтобы подозрение пало на неё, – она кивнула подбородком на Таню, – я хотела, чтоб её посадили.
– Меня?! – пискнула Таня каким-то детским голоском. – Почему?
Лидия смотрела на неё немигающим взглядом. Этот взгляд жёг насквозь, как костёр инквизиции.
– А ты помнишь, как ты варенье из банки жрала?
– Какое варенье?… – Таня ожидала чего угодно, только не этого.
– Клубничное! Когда вы с родителями жили в нашем доме! Я пришла к тебе, а ты жрала варенье ложкой из банки.
– Но я ведь всегда делилась с тобой. Я угощала тебя…
– Вот именно! Мамочка варила варенье, а ты угощала! Я тоже хотела угощать других, но моя мать ничего никогда не делала на кухне. А ты всегда жила на всём готовом. Папочка зарабатывал денежки, чтобы ты могла учиться, мамочка для тебя готовила. А ты сама – что ты из себя представляешь? Да ты пустое место! Что бы ты делала без папочки и мамочки? Ты же не привыкла добиваться чего-то своим трудом. Ты была принцессой в своей семье, тебя чуть ли не на руках носили, а ведь ты – ничтожество. Разве ты всё это заслужила? Почему тебе всё досталось, а мне нет? Ведь я же лучше тебя! Я всего в жизни добивалась сама. Только не всегда получалось то, чего я хотела. Ты никогда сама не варила варенья, но всегда его ела. Я пыталась сама варить – и ничего не получалось. И так во всём. Ты ничего не делала – и всё имела благодаря родителям. Я делала – и не имела. Видишь, как несправедливо. А твоя смазливая рожа – это справедливо? Она для тебя как пропуск в иной мир, куда таким, как я, вход воспрещён. Ты пользовалась своей красотой в мире мужчин, а что могла я, если мне этого не дано? И разве есть моя вина в том, что мне Бог не дал такой внешности? Нет тут ни твоей заслуги, ни моей вины, и тем не менее ты вовсю пользовалась преимуществами, которые даёт девушке красивая внешность. А что было делать мне? И тут ещё одна девка появилась. Такая же красивая, богатая. Слепая, правда – тут уж природа не ошиблась, взяла компенсацию за чрезмерную красоту и богатство. Так ведь нет, эта, – она опять недобро кивнула на Татьяну, – надумала её прооперировать. Но это слишком много: красота, богатство и зрение. Если у меня чего-то нет, то и у других этого быть не должно. А она ещё хотела познакомить её с моим Володей. С каким удовольствием я вонзила нож в её сердце… – Лидия вдруг хлюпнула носом. – Нет, не слушайте меня. Я не то хотела сказать. Просто я – зерно, упавшее не на плодородную чернозёмную почву, а на пыльную асфальтированную дорогу, – тихо и почти со слезами закончила она.
– Но ты же смогла стать медсестрой, – сказал Владимир, – работаешь в престижной клинике, тебя там все уважают…
– А я не к этому стремилась! Я хочу оперировать! Я хочу делать операции на сердце, на мозге, на сосудах, пересаживать органы. И я знаю, что могу это делать. Это моё призвание. Но у меня не было папочки, как у неё, чтобы я смогла реализовать свои возможности, свой талант. Она бы тоже никем не стала, если бы не её родители, – слёзы исчезли из её голоса, в нём появился металл.
– Лидия, – наконец подала голос Татьяна, – как же ты можешь так говорить? Мы же были подругами. Я любила тебя, как сестру…
– Видишь, как ты глупа, – Лидия даже запрокинула голову, пытаясь театрально захохотать. – Ты даже не смогла распознать моих истинных чувств. Мало того, ты делилась со мной своими сердечными тайнами, доверяя такие детали, по которым твоих ухажёров можно было легко найти. Я звонила им и сообщала пикантные подробности твоей интимной жизни (которые сама же и придумывала), после чего они тебя бросали. И не смотри на меня так. Кстати, я представлялась твоей бывшей сокамерницей. Мол, вместе в тюрьме сидели. Когда они интересовались, за что тебя посадили, я говорила, что ты – воровка, да к тому же покушалась на жизнь своего любовника.
– Вот и накаркала себе тюремную камеру, – с усмешкой сказал Адамс.
– Хватит, – жёстко оборвал Владимир. – Уберите её отсюда.
– Давайте наручники, – распорядился начальник тюрьмы.
Железо звонко щёлкнуло на запястьях Лидии.
– Отведите её в камеру, – сказал он. – Туда, где Боброва сидела, На её место.
Когда дверь за Лидией захлопнулась, Татьяна сидела, закрыв лицо руками. Ей хотелось заплакать, зарыдать безудержно, но слёз не было, только стон вырывался из груди:
– Боже мой! Боже мой!
– Да что вы так переживаете, – попробовал утешить её начальник тюрьмы, полный человечек с большой лысиной. – Типичный случай: синдром неудачника. У меня таких полтюрьмы сидит. Обозлились на весь белый свет, мстят всем вокруг, словно все виноваты в их неудачах. Да полно вам убиваться, мисс. Разве вы книжек не читали про таких неудачников?