– Камень, – пробормотал Бим.
А что? Почему бы и нет. Лежит себе такая М неподвижно и ждет. Покрывается мхом, ржавеет помаленьку, дождик ее поливает. Так идут месяцы, годы. И вдруг – раз, человек показался. И М тут же оживает, она уж не камень, а металлическая штучка в фут шириной и два длиной, и мчится так быстро, что в глазах рябит. Лерой такое уже видел – по полу лаборатории на него бежала жестянка из под печенья, переросшая свой нормальный размер…
Однако что-то он упустил. Что-то еще нужно выяснить…
– А подложные улики? – спросил он. – Все эти кусочки краски, волосинки и крупинки табака. Как это вам пришло в голову?
Эллен ответила тонким ломким голосом:
– Один землевладелец убил браконьера – не по закону. Так что М оставила нужные приметы. Следы когтей, звериную кровь, клочки шерсти.
– Бог ты мой, – содрогнувшись от отвращения, пробормотал он. – Они сымитировали смерть от нападения дикого животного…
– Медведя, дикой кошки – тут все зависит, какая живность на планете водится. Чтобы все выглядело как естественная смерть от когтей и зубов местного хищника.
Она потыкала носком туфли в картонную коробку под верстаком.
– Все лежит здесь. Во всяком случае, лежало. Плата, передатчик, не понадобившиеся части М, микросхемы.
Судя по надписям, это была коробка из-под блоков питания. Теперь вместо блоков питания там лежала еще одна коробка. Тщательно обернутая в водонепроницаемую фольгу – такую и влажность не возьмет, и муравьи не объедят. Бим отодрал ее и понял, что нашел то, что искал. Он быстро вытряхнул из коробки содержимое и разложил все на верстаке прямо среди запаек и сверл.
– Все здесь, – бесстрастно проговорила Эллен.
– Возможно, – сказал он, – не стану я тебя во все это впутывать. Просто заберу это – ну и телевизор – и отдам Эккерсу. Как-нибудь обойдемся без тебя как свидетеля.
– Отлично, – устало отозвалась она.
– А что ты будешь делать?
– Ну, – пожала она плечами. – К Полу точно не вернусь. Так что выбор у меня ограниченный.
– А вот шантажом ты зря занялась, – мрачно сказал он.
Ее глаза вспыхнули:
– Конечно.
– Если он отпустит Лантано, – проговорил Бим, – ему придется уйти в отставку. Тогда он скорее всего даст тебе развод. Потому что игра уже не будет стоить свеч.
– Я… – начала было она.
И тут же осеклась. Лицо начало стремительно бледнеть, словно истаивая, будто цвета и самую плоть высасывали изнутри. Эллен подняла руку и попыталась развернуться, но так и не договорила, рот оставался беспомощно открытым.
Бим резко дернул за шнурок выключателя, и мастерская тут же погрузилась в темноту. Он тоже это услышал – одновременно с Эллен Эккерс. Хлипкое крыльцо заскрипело под чьей-то тяжкой поступью. И теперь этот кто-то медленно, но верно продвигался через склад. Потом шаги послышались в коридоре.
Крепкий мужчина, не иначе. Идет неторопливо, словно спит на ходу. Шаг за шагом, глаза полуоткрыты, плечи обвисли под дорогим костюмом. Дорогим, твидовым. В темноте сгустился силуэт незнакомца. Бим его не видел, но чувствовал – он здесь, на пороге, и тень пришельца занимает весь дверной проем. Доски скрипели под его весом. В голове пронеслась дикая мысль: а вдруг Эккерс уже в курсе, вдруг он уже отозвал ордер на арест? Или он выбрался сам благодаря богатству и связям?
Мужчина двинулся вперед, а потом послышался его низкий, хрипловатый голос:
– Экхем…
Точно. Это Лантано.
– Черт подери!..
Эллен завизжала. Бим сначала не понял, что это. Он безуспешно цапал в темноте в поисках шнурка выключателя, дергал и тупо удивлялся, почему это свет не зажигается. А потом понял, что буквально минутой раньше разбил лампочку. Он чиркнул спичкой. Та мгновенно потухла, и он кинулся за зажигалкой Эллен. Зажигалка лежала в сумочке, и еще одна мучительная, страшная секунда ушла на поиски. Наконец, он сумел осветить помещение.
К ним медленно приближалась нереконструированная М, наставив антенну. Затихла, потом развернулась влево, к верстаку. Она сменила облик телевизора на настоящий – жестянки-переростка.
– Плата, – прошептала Эллен. – Ее привлек сигнал нейронов.
М пришла к Хайми Розенбергу. Но Бим все еще чувствовал присутствие Дэвида Лантано. Здоровяк все еще был здесь, в мастерской: тяжелый шаг, скрип досок под немалым весом, – все это машина сумела прекрасно воспроизвести. Полный эффект присутствия Лантано.
Лерой пристально наблюдал за роботом. Вот он выплюнул крошечный лоскуток ткани и сунул его в свернутый рулон металлической сетки. Потом М выложила каплю крови, табачные крупинки и волосы – но где, он уже не видел из-за их малого размера. Следующий шаг – машина аккуратно выдавила в пыли отпечаток каблука. А потом сзади из панциря выдвинулось сопло.
Эллен залепила лицо ладонями и кинулась прочь. Но машина не обратила на нее ровно никакого внимания. Она развернулась к верстаку, приподнялась и выстрелила. Разрывная пуля вылетела из сопла, перелетела через верстак и ударила в наваленную там кучу мусора. И взорвалась. Кругом полетели гвозди и обрывки проволоки.
«Хайми убит», – подумал Бим. Он не мог оторвать глаза от аппарата. А тот сосредоточенно искал плату – он хотел уничтожить нейронный сигнал. Покрутился, подвигал соплом – и выстрелил снова. Стена за верстаком взорвалась и развалилась.
Бим, высоко держа зажигалку, подошел к М. Приемная антенна развернулась к нему, машинка попятилась. Ее облик потек, замерцал – аппарат явно сомневался в том, что делает. После нескольких секунд мучительной борьбы с самой собой М снова стала натягивать на себя облик телевизора. И тут же жалобно, тревожно запищала – ее крохотные мозги разрывались под воздействием конфликтующих стимулов, и бедняга никак не могла принять решение.
Машина явно страдала от ситуативного невроза, попытка совершить две взаимоисключающие вещи уничтожала ее изнутри. Ее страдание казалось вполне человеческим, однако Лерой не мог найти в себе сил для сочувствия. Эта хитроумная штука пыталась одновременно замаскироваться и атаковать, но в ней не страдал живой мозг, просто сбоили реле. А первая выпущенная ею пуля как раз угодила в мозг живого человека. Хайми Розенберг погиб, и он был единственным в своем роде, уникальным организмом. Его нельзя пересобрать заново. Лерой подошел к машине и наступил ей на спину.
Та зашипела, как змея, вывернулась и отъехала. И вдруг выдала: «Экхем, черт побери!» М катилась по полу и рассыпала табачные крошки, из нее веером летели капельки крови и чешуйки голубой краски. Потом машина исчезла в темноте коридора. Бим слышал, как она продвигается вперед, то и дело врезаясь в стены – ни дать ни взять слепое раненое животное. Поколебавшись с мгновение, он пошел за ней.
В коридоре он увидел, что машина медленно описывает круг за кругом, выстраивая вокруг себя стену из мельчайших частиц: обрывков ткани, волосинок, обгоревших спичек и табачных крошек – и скрепляет все это кровью.