– Понятно, – подытожил Бироев. – Кровь взыграла, было не до того… Слава Богу, Сергей жив. Могу обещать вам лишь одно: я напрягу все свои связи, дабы вас не разжаловали и не отправили на Кавказ, а хотя бы, скажем, – в какую-нибудь близ лежащую губернию…
Соня с нетерпением ждала возвращения папеньки. И чего она только не передумала за это время: «Гварди признался Сергею, что ухаживал за мной… Тот, конечно, подумал, что я отвечаю Альберту взаимностью… А разве нет? Ведь я позволила поцеловать себя? А на балу у баронессы фон Визен, Альберт при всех ухаживал за мной, я же не противилась, а напротив… Я никогда более не буду встречаться с Гварди, впрочем, наверняка его переведут в другой полк. И поделом ему! Ах! Я сама во всём виновата: моё легкомыслие погубило жизнь Сергея и карьеру Альберта… Мне нет оправдания!!!»
Сии печальные мысли прервало появление Николая Дмитриевича, он только что вернулся с Басманной из дома Альберта Гварди.
Соня бросилась навстречу отцу.
– Папенька, ну что? Умоляю, не молчите!
Бироев с укором посмотрел на дочь.
– Слава Богу, Сергей жив. Через месяц поправится. Но ты очень разочаровала меня своим поведением…
Соня удивлённо вскинула брови.
– Я не сделала ничего дурного. Серёжа жив, – она перекрестилась, – это самое важное для меня…
– Очень дурно, дочь моя, что ты раздавала авансы одновременно двум молодым людям, причём друзьям. И вот результат: один чудом остался жив, другого ждут неприятности.
– Где Серёжа?
– У Гварди, на Басманной, под присмотром отличного доктора.
– Я тотчас еду туда! – решительно заявила Соня.
Вошедшая в гостиную Агриппина Леонидовна слышала почти весь разговор.
– Соня, думаю, что тебе следует воздержаться от подобных визитов. Это неприлично.
– Мне всё равно! – отчеканила Соня. – О каких приличиях вообще можно говорить?! Сергей написал мне письмо, где признался в своих чувствах. Могу ли я теперь отвергнуть его?!
– Соня, – пыталась возразить Агриппина Леонидовна. – Но жалость – плохой советчик!
– Неправда, я это делаю не из жалости. Я поняла, что люблю Сергея, я всегда его любила, просто была слишком глупа и не понимала этого.
– А теперь поняла? – воскликнули в один голос супруги Бироевы.
Соня серьёзно посмотрела на родителей. Агриппина Леонидовна заметила, что под глазами дочери появились тени от переживания.
– Да, поняла… если я выйду замуж, то только за Сергея, – сказала Соня и распорядилась заложить карету.
– Поезжай хотя бы с Лизой, – настаивала Агриппина Леонидовна.
– Да, – поддержал Бироев свою супругу. – Ты направишься одна в дом к неженатому мужчине, не хватало нам ещё пересудов по всей Москве.
Соня устало вздохнула.
– Хорошо, я возьму с собой Марфушу.
* * *
Альберт сидел в кабинете, размышляя над последними событиями. Он не в коей мере не снимал с себя ответственности за случившиеся, ибо с самого начала знал о симпатии Воронова к своей кузине, но сие обстоятельство не остановило его от ухаживания за юной прелестницей.
Ему было всё равно, в какой полк и какую глушь его сошлют. Совесть была неспокойна перед другом и перед Софьей Николаевной. И ещё одно обстоятельство тревожило Гварди: письмо доброжелателя. Он мысленно перебирал всех своих знакомых, которые желали бы ему или Сонечке Бироевой зла. Но, увы, таковых просто не было. Неожиданно поручика осенило: актёр Самойлов, мнимый барон! – несомненно, письмо его рук дело!
Он велел заложить карету и направился в Кривоколенный переулок, рассудив, что раз мошенник воспользовался именем барона, то непременно должен жить где-то недалеко от дома фон Унгера.
Переулок был небольшим, поэтому Гварди не сомневался, что вездесущие дворники, а если тем ещё дать полтинник, непременно вспомнят: где проживает актёр Самойлов.
Он велел кучеру притормозить перед домом барона фон Унгера, выглянул из окошка кареты и осмотрелся. С противоположной стороны переулка располагались доходные дома купца Коробейникова, где снять квартиру было недёшево, особенно если взять во внимание склонность Самойлова к различному роду увеселениям, ресторанам и дорогим костюмам.
Поэтому Гварди велел кучеру двигаться дальше вдоль переулка. Около одного из домов, с вида попроще, чем доходные дома Коробейникова, он увидел дворника, расчищавшего снег.
– Любезный! – Окрикнул его Гварди, приоткрыв дверцу кареты.
Дворник бросил лопату на сугроб и подошёл к карете.
– Что вам угодно, сударь? – вежливо поинтересовался дворник.
– Голубчик, не упомнишь ли такого актёра Самойлова? – он должен где-то здесь снимать квартиру.
Дворник усмехнулся.
– А то как же, господин хороший. Чего ж не упомнить?
Гварди тотчас достал полтинник из кармана и протянул дворнику. Тот довольно крякнул.
– Квартира, сударь, это громко сказано! Актёр этот проживает в цокольном этаже. Там комнату снимает. На квартиру-то, поди, у него денег не хватает. Вот там они актёрской братией и поселись, трое их кажись… Бывают пошумливают, когда выпьют, соседи обижаются.
– Спасибо, голубчик. А что Самойлов сейчас дома?
Дворник почесал за ухом.
– Кажись, не видал его со вчерашнего вечера. Уж больно пьян был. Собутыльники его, актёры, привезли с трактира еле живого… Небось отсыпается…
– А где вход в цоколь? – поинтересовался Гварди.
– Да я вас провожу, – вызвался словоохотливый дворник.
Гварди очутился перед обшарпанной дверью, и дёрнул за верёвку звонка. Никакой реакции из квартиры не последовало.
– Скажи, голубчик, а есть ли у тебя ключи запасные на случай пожара, скажем, или ещё каких недоразумений?
Дворник снова почесал за ухом.
Гварди, правильно истолковав сей жест, извлёк из портмоне трёх рублёвую ассигнацию.
Дворник тотчас схватил её.
– Сейчас откроем, не извольте беспокоиться, сударь.
* * *
Итак, дверь квартиры отворилась. Гварди вошёл в мрачный коридор, на него обрушился запах дешёвых сигарет, пыли, пота и черт знает чего.
Он чихнул.
– Ох, мать их перемать! – выругался он, словно в казарме. – И как здесь жить-то можно?
Альберт прошёл дальше, увидел кухню, уставленную пустыми бутылками и заваленную окурками. Далее шла комната, он дёрнул ручку двери, она была заперта.
Дверь в следующую комнату была слегка приоткрыта: на кровати, облачённый в халат спал небезызвестный господин Самойлов. Альберт вошёл в его комнату и плотно затворил за собой дверь. Как ни странно, но на фоне увиденной им грязи, комната выглядела вполне прилично. Рядом с кроватью на стуле висел вполне приличный костюм, стены украшали театральные афиши. Гварди заметил, что все они пестрили именем актёра Самойлова Григория Ивановича.