Телефон еще не зазвонил, а взгляд уже прикован к нему. Михаил Брюсов и сам не понял, как это произошло. Он же спал, видел сны, и вдруг перед глазами всплыл телефон. Лежит на тумбочке под выключенной лампой с золотым плетением на абажуре. Комната в предрассветных сумерках, еще не время подниматься, а он уже проснулся. И почему-то на телефон смотрит.
Дисплей вспыхнул, пластиковый корпус завибрировал. Такая вот петрушка – сначала через телефон передалась мысль Шагаева, а потом уже поступил звонок. А звонить мог только Витя, даже на монитор смотреть не надо, и так все ясно.
– Да!
Михаил не боялся разбудить жену. Олеся в курсе, она все знает, у нее на душе тревога. Вот она уже приподнялась на локте, обеспокоенно смотрит на мужа.
Витя Шагаев должен был решить проблему с Кириковым, и на этом закончить очередной акт не совсем удачной пьесы, в начале которой на стене в декорациях висело ружье. Два раза оно уже выстрелило, но Кузьмин, сволочь, до сих пор жив. Заговоренный он какой-то… Впрочем, шансов у него практически нет…
– Все нормально, вопрос решен. – Шагаев говорил, четко выговаривая слова, но в его голосе чувствовалось нездоровое напряжение.
– Ты уверен?
– Да, конечно.
– Ты еще вчера должен был позвонить, – напомнил Брюсов.
– Он проснулся, сбежал, мы за ним весь день по лесу гонялись.
– Догнали?
– Все нормально… Надо бы встретиться.
– Где? Когда?
– В «Золотом трюфеле», сегодня, в тринадцать.
– Буду!
Брюсов отключил телефон, резко поднялся с кровати.
– Что-то не так? – всполошенно спросила Олеся.
– Не так… Собирайся! Мы уезжаем!
Пока Олеся одевалась, он вышел в Сеть и купил три билета на ближайший рейс до Мадрида.
Охрану они поднимать не стали, Брюсов сам сел за руль своего «Мерседеса». Вещей у них немного, все вместилось в один чемодан. В Испании вилла, там для жизни все есть. Главное, добраться до места.
Маленький Севастьян заснул в своем кресле почти сразу. Пять лет сыну. Столько радости было, когда он появился на свет. Наследник! И Олеся радовалась. Но рождение сына не образумило ее. Да и Михаил не хотел останавливаться. Оба хороши!..
– Может, все-таки скажешь, что происходит? – негромко, чтобы не разбудить сына, спросила Олеся.
– Происходит. Спалился Витя. Нутром чую, что спалился. И чужую игру принял…
– Уверен?
– Хорошо, если ошибся… Если ошибся, вернемся, всего-то… А если не ошибся? Если Витя сдал меня? – Брюсов сам уловил в своем голосе истерические нотки и нахмурился, мысленно осуждая себя.
– Тебя сдал?
– Ну, про тебя он не знает… И я ничего не знаю, – на всякий случай добавил он.
– Знаешь. И если вдруг, можешь сказать, как я ненавижу этого ублюдка!
Брюсов обожал свою жену, готов был любоваться ее красотой днем и ночью, но терпеть не мог, когда она кривила лицо, как сделала это сейчас. В этот момент она превращалась в самую настоящую змею, даже язык во рту, казалось, раздваивался.
Он тоже терпеть не мог Кузьмина, и у него были на это причины. Валентин шел по жизни быстро, и Михаил едва поспевал за ним, а он хотел быть впереди. Хотел, но не получалось. Даже в постели с Олесей Кузьмин побывал первым, более того, сбросил ему свою жену, как объедок с барского стола. Все это Михаил мог ему простить. Все, кроме одного. Олеся любила Валентина, именно поэтому и не смогла простить ему обиду. Кузьмина любила, а Брюсова терпела. Михаил знал это, страдал и все думал, как покрепче привязать жену к себе. И придумал… Сейчас они не разлей вода. И общий ребенок их связывает, а еще больше – тайна. Страшная тайна.
– Можешь рассказать, как я не позволила тебе остановиться!
– Ты не позволила, – покачал он головой, – но я мог остановиться.
Первое покушение не удалось, но само по себе это событие накрепко привязало к нему жену. Он мог бы и остановиться, но Олеся уже вошла в раж, она требовала довести дело до конца, поэтому и пришлось разыграть комбинацию с Кириковым. Суд уже пересматривал его дело, когда вышла заминка. Михаил все-таки решил остановиться, но Олеся не допустила этого. Если в первый раз она пришла в больницу к Валентину, чтобы узнать, кого он подозревает в своих бедах, то следующий ее визит имел другую цель. Она снова влюбила Кузьмина в себя, спровоцировала встречу в полном с ним уединении – в общем, показала, какой он подлец. Она вызвала у мужа новый приступ ненависти к своему сопернику, и карательная машина снова пришла в движение… И под выстрел Кузьмина подставила Олеся, причем сделала это без всякого сожа- ления.
– Я виновата не меньше тебя, – твердо проговорила она.
– И готова вместе со мной сесть на скамью подсудимых? – с грустной усмешкой спросил Михаил.
– Да, готова.
– Ну да, без Вали у тебя и жизни нет, – с горьким сарказмом заметил он.
– Кто тебе такое сказал? – возмутилась Олеся.
– Ты его любишь.
– Он бросил меня, как последнюю девку. Он унизил меня, обманув с брачным контрактом. Ты знаешь, как я его ненавижу!
– И любишь!
– Да, люблю… Но это мертвая любовь. Любовь-зомби!
– Любовь, которая убивает.
– Еще не убила. Но обязательно убьет. Поверь, что бы ни случилось, я доведу дело до конца! Эта мразь должна сдохнуть! Думаешь, я хоть чуточку раскаиваюсь? Ни капли! Если ты думаешь, что я чудовище… Да, я чудовище! И ты имеешь полное право меня наказать! Я даже не обижусь, если ты выдашь меня следствию.
– Ты чудовище, – кивнул он, – но ты мое чудовище. Мое прекрасное чудовище! И я никогда тебя не сдам. Это во-первых. А во-вторых, нас еще не арестовали. И надеюсь, этого не случится никогда.
Увы, Брюсов просчитался. Наручники на него надели, едва он вошел в здание аэропорта. Задержали, посадили в машину и повезли обратно в Москву. Олесю не тронули. И не тронут, он точно это знал.
Долго наматывался клубок, хитро в нем переплетались нити, как такой распутать? К тому же катился клубок по ветру – не догонишь, не ухватишь. Но вдруг одна ниточка зацепилась за кустик – и размоталось, и остановилось.
Сначала Савилов допросил гражданина Шагаева, который выдавал себя за Шмелева, затем задержал его босса. Не просто это было, но тем не менее Брюсов уже у него в кабинете. И обстановка сейчас уже не та, как в кабинете у этого деятеля. Сегодня Савилов устанавливает правила игры, и пусть Брюсов не хорохорится, изображая из себя центр вселенной.
– Все-таки я не зря вас подозревал, Михаил Севастьянович. Неспроста вы познакомили Глеба Горбушина с Василисой Кузьминой. Дом у Кузьмина выкупили, Глеба в нем поселили, к Василисе его отправили. Было такое?