Я велела Квентину купить себе какую-нибудь новую одежду в универмаге, и он, посвистывая, удалился.
Этот молодой человек решил, что его так просто к ногтю не прижать. Ну ладно, посмотрим. Я вернулась и тоже отправилась за покупками на уличный рынок, где нашла ветхую шерстяную шаль, некогда вполне приличную, слегка поношенное дамское платье, и самую уродливую соломенную шляпку, какую только можно представить. Когда речь заходит о женском наряде, то шляпка – это самое важное, поскольку она высится над лицом и тот посыл, который она несет, лишь подчеркивает искренность лица. А я собиралась произвести впечатление бедной, но честной дамы.
Квентин, как только он вылезет из своего костюма, сшитого на заказ в Лондоне, и переоденется в одежду из американского супермаркета, вполне сойдет за моего хорошо сложенного новоиспеченного мужа.
Мы встретились возле моего дома на 86-й улице под пристальным взглядом моей матушки.
– Миссис Кокрейн, – поприветствовал Квентин мою мать, сопроводив приветствие одним из тех поклонов, какими британцы встречают несравненную Нелли Блай.
– Ох, мистер Стенхоуп! Пинк рассказывала мне, что вы очень приятный молодой человек и очень помогли ей в ее последнем предприятии. Имейте в виду, мою девочку никто не остановит.
– Да, я имел счастье лицезреть ее во всей красе на двух континентах, мадам, – произнес он, на удивление не слишком елейно. – Это честь – помогать ей.
Получив материнское благословение, мы отправились на очередной маскарад.
Квентин с уважением оглядел мой костюм:
– Просто и даже безвкусно, моя дорогая Пинк. Похоже, ты очень предана своей работе.
Я в ответ изучила его наряд:
– Одежда, купленная в универмаге, подчеркивает дух мелкого буржуа-выскочки. Если бы ты еще говорил на нормальном английском!
– А я и говорю, милочка моя, – произнес он с таким подлинным акцентом янки, что я опешила. – Сливаться с окружающим миром – вот главная добродетель шпиона. Если уж я умею говорить на урду, то освою и американское кряканье.
– Хорошо. – Я никогда не признаюсь, что мой план унизить Нелл и ее воздыхателя так прекрасно сработал в моих же интересах. Я остановилась и стянула с руки заштопанную хлопковую перчатку, слегка замусоленную на кончиках пальцев. – Последняя деталь.
Он смотрел на простое золотое кольцо, которое я купила на блошином рынке. Наверное, карат десять, все в зазубринах, хотя мне продали его как четырнадцать карат.
Квентин нахмурился:
– Я бы преподнес что-нибудь получше.
– Не забывай: я женщина, которая подцепила парня не из своего круга. Довольствуюсь малым. А деньги пойдут на покупку младенца.
– И сколько? – спросил он, вытащив очаровательно потрепанный кошелек из коричневой кожи. Видимо, тоже посетил блошиный рынок.
– Я пока не знаю.
– А где мы будем его покупать?
– В самых бедных районах Нижнего Ист-Сайда. Я знаю кое-какие имена преступников. Посмотрим, куда это нас приведет.
– И что это за имена? Возможно, мне они известны не хуже, а то и лучше, чем тебе.
– Джошуа Манн и его так называемая матушка, миссис Ти Анна Суинтон.
– Ти Анна? Что за имя для женщины?
– Не знаю, и мне плевать. Но это та старая ведьма, что помогала Еве Гамильтон, поставляя ей младенцев. Думаю, что ее гнусный сын Джошуа был Евиным сутенером в былые времена. Это семейка аферистов, которые обдурили Роберта Роя Гамильтона, когда он решил сделать из своей любовницы порядочную женщину, поскольку та уверила его, будто беременна.
– Должно быть, он простодушный человек.
– Да, в прошлом у Евы было несколько так называемых мужей, ведь она потрудилась в борделях Филадельфии и даже Нью-Йорка.
– Значит, первый малыш будто бы умер, почему?
– Никто не надеялся, что маленькая Ева захочет, чтобы ее ублюдок выжил.
– И эта женщина купила еще одного младенца, который тоже умер?
– Да, мы снова возвращаемся к простодушному Роберту Рою. – Я больше не желала иметь дело лишь с голыми фактами, поскольку судьба каждого из малышей оказалась весьма прискорбной. – Как я понимаю, матери этих детей пребывали в отчаянии, были бедны и голодали, как и их дети. Ни у кого из них не было и полшанса.
– Детей продают по всему миру, – заметил Квентин язвительным тоном, – и при обстоятельствах куда худших, чем в доме Гамильтонов.
– Третий ребенок не был похож на первого, а значит, покупку совершала не сама Ева, а Манн или миссис Суинтон.
– А четвертый?
– Ввел в заблуждение Гамильтона, но не няню.
– Она смелая женщина.
– За что и поплатилась.
– И где сейчас эта сладкая парочка… я имею в виду Манна и его «мамашу» миссис Суинтон.
– Выпущены под залог; им предъявлено обвинение в торговле детьми. Так странно, Квентин. Я не могу понять одного. Гамильтон решил перевезти свою необычную семью подальше от сплетен в Калифорнию, но им обоим не понравился Запад, и они поспешно вернулись обратно, а за ними в Атлантик-Сити перебрался и Манн с миссис Суинтон. Там они наняли ту же няню, которая видела третьего ребенка. Почему эта неприятная троица решила, что облапошит и няню?
– Возможно, если бы они наняли другую женщину, это вызвало бы подозрения у мужа. Она тут мелкая сошка. Просто помощница, от которой требовалось быть невидимой. Наверное, негодяи считали, что она не заметит подлога, как и ее хозяин.
– Жена и сама клубок противоречий. Она пошла под суд как Ева Гамильтон, она же Стили, она же Парсонс, она же Манн…
– То есть этот Манн был не просто сутенером, но и мужем?
– В определенных кругах эти роли можно совмещать.
– Довольно долго так было в нецивилизованных странах, где существует рабство.
– Ох, ты наверняка знаешь: в крупных городах трафик любых товаров и услуг лучше, чем где бы то ни было.
– Да, но не знал, что и ты в этом разбираешься.
– А ты думал, я прославилась только тем, что умею закатывать глаза от отвращения и падать в обморок?
– Моя дорогая Пинк, я вообще ничего не знаю о том, чем ты славишься.
– Возможно, стоило бы узнать. Может, ты перестал бы недооценивать меня.
– Сомневаюсь.
Мне давно стало ясно, что серьезных уступок от этого надутого англичанина мне никогда не получить.
– Так ты готов взяться за шараду с поиском младенцев?