Он стиснул Пепу в объятиях – оба покачнулись, – поцеловал в щеку и глубоко вдохнул аромат ее кожи: немножко духов, немножко дыма от мяса, немножко чили, немножко текилы, а за всем этим – загадка загадок, феромоны родом из самого плейстоцена, женская сущность как она есть. Вдох превратился во вздох.
– Доброй ночи, приятных снов, – сказал Мардер и хотел было уйти, но обнаружил, что Пепа схватила его за ремень, а ее теплые пальцы шарят у него за поясом.
– Ну не будь ты таким идиотом, – проговорила она. – Тащи меня в постель.
Лежа рядом в чем мать родила, она проронила:
– Луны сегодня нет. Не хватает бледных лунных лучей, они бы освещали мое идеальное тело.
И вправду, подумал Мардер. Сквозь окно проникал лишь свет далеких звезд, блестевших над морем, и ничего не было видно, зато все другие чувства – осязание, обоняние и слух – обострились. Поэтому они касались друг друга, прислушивались и принюхивались.
– Что за божественный запах? – поинтересовалась она, слегка изменив позу, чтобы его руки верней достигали цели.
– Это эхиноцереусы, они цветут только ночью. Покойный Гусман насадил целую клумбу под окном своей спальни. Ну-ка, а это что за звук?
Они напрягли слух. Сквозь распахнутое окно, мешаясь с шумом прибоя, доносились ритмичные высокие вскрики, которые могла бы производить механическая птица.
– Похоже, Лурдес резвится, – сказала Пепа чуть погодя.
Они слушали целую минуту, давясь смехом.
– Да уж, нас явно заткнули за пояс, – промолвил он. – Ты меня простишь?
– О, да она симулирует. В семнадцать-то лет? Она и не представляет, что это такое – испытать оргазм с муж-чиной.
– Это ты как определила?
– Дорогой мой, я ведь тоже была сексапильной семнадцатилетней мексиканочкой, и не так уж давно, чтоб забыть, как это бывает. Девушка к этому возрасту уже привыкла мастурбировать и даже, может быть, балуется с подружками, но как же она удивлена и разочарована, когда с первым мужчиной такого эффекта не возникает. Там тоже есть свои прелести, но не такие. Если повезет, то какой-нибудь мужик постарше научит ее чувствовать собственное тело.
– Скелли как раз подходит, – сказал Мардер.
– Да, только она его не особенно интересует. Потому я и согласилась вытащить ее отсюда.
– А мне кажется, интересует. Мы чуть не поссорились из-за нее.
– Нет, это была ссора ради ссоры. Если ты запрещаешь путаться с ней, то он, естественно, обязан с ней путаться. Тут все дело в тебе. Да, его привлекает ее молодость и совершенство, но по сути все, что он с ней проделывает, – это ради тебя.
– Не понимаю.
– Я в курсе. Это в тебе и подкупает, Мардер, – какой-то нарциссизм наоборот. Ты живешь в блаженном неведении относительно чувств, которые внушаешь тем, кто рядом. Будто прокаженный какой-нибудь. Поэтому мне и пришлось тащить тебя сюда за chile, иначе ничего бы не было. И по той же причине Скелли рискует шеей в Плайя-Диаманте. Он же в тебя влюблен.
– Что за чушь!
– Веришь ты или нет, но так оно и есть. А ты почти не уделяешь ему внимания, и это его с ума сводит. Соответственно, он демонстрирует чудеса героизма и надоедливости, чтобы ты наконец-то его заметил. Слушай, ты удивляйся, но если гладишь – гладь, а то мы с тобой не подружимся. Спасибо, так-то лучше.
Немного понежившись, она вздохнула.
– Мардер, тебя любят все. Ампаро твоя рабыня, она принадлежит тебе без остатка; смотрит на тебя как старые campesinos на ковчег со Святыми Дарами во время крестного хода. Твоя дочь принесла в жертву свою жизнь, чтобы быть с тобой. И я тоже здесь. Да, я журналист, и это, выражаясь твоими словами, репортаж десятилетия, но основная причина – ты. В жизни не встречала такого человека, как Ричард Мардер. Неловко признаваться, но ты вызываешь восхищение. И мне нравится, как от тебя пахнет.
– То есть обаяние и запах пересилили твою неприязнь к американцам. По крайней мере, в моем случае.
– А, да я постоянно трахаюсь с американцами. С немцами, австралийцами… А кого избегаю, так это мексиканцев. Нет-нет, когда мне хочется оттянуться, я обычно лечу в Лос-Анджелес или Новый Орлеан. Навещаю коллег – у меня их довольно много, все они славные ребята, некоторые женаты. Никаких привязанностей, никакой профессиональной caca.
– Как-то непатриотично, с позволения сказать. Как почетный мексиканец, считаю своим долгом оскорбиться. Что не так с мексиканцами?
– Ничего. Достойный народ. Просто, наверное, слишком долго мне не везло. Нет, не останавливайся. Нет, глубже. Да. Сейчас расскажу тебе свои страшилки по-мексикански. Сперва за тобой ухаживают, ты для них луна и звезды, а когда наконец трахнут, ты сразу превращаешься в chingada – человеческие отбросы, с которыми и считаться не стоит. Я встречалась с такими мужчинами, которые садились голышом на краю моей кровати и начинали звонить женам – в то время как из меня еще их сперма вытекала. Вот последний брал меня сзади – помню, думала еще, что кожа на ногах загрубела и надо бы сделать педикюр… кстати говоря, прелюдия для них – это пропустить вместе по стаканчику в баре. И тут у него запиликал телефон. Можешь ли поверить, на звонке – La Paloma [131] . И он взял трубку. Не отрываясь от меня. И заговорил с женой. Она спросила, почему он так тяжело дышит. Да лифт сломался, и вот пришлось по лестнице пилить на пятый этаж. И такой романтики у меня с сородичами было хоть отбавляй. Дай им бог здоровья!
Постепенно ее откровения начали чередоваться с протяжными вздохами и звуками чисто кошачьего удовольствия – которого она желала и, как подозревал Мардер, не слишком часто получала от мужчин.
– Ну а тут что? – спросил он. – Мардер у нас уникум или всего лишь очередное немексиканское изделие надлежащей твердости?
– Ближе к уникуму. Как правило, у мужчины и кофе еще не остыл, а я его раскусила, но с тобой не так. Хотя я пыталась. Подняла все свои связи в Нью-Йорке, хотела выяснить, кто ты такой, – и все без толку. Никто и звать никак, казалось бы. Но сейчас ты в центре бандитских разборок, и у тебя куча денег, которые непонятно откуда взялись. Берешь под крыло горстку pelados, на которых всем всегда было начхать; бросаешь вызов двум крупнейшим наркокартелям в районе – не одному, двум; переделываешь свой дом в форт и до отказа набиваешь оружием – а откуда оно взялось, это еще вопрос; всю организацию взваливаешь на крутого наемника, по совместительству телохранителя и наркоторговца – а он тоже, надо сказать, непрост; и… и не только обводишь вокруг пальца Эль Гордо, своего главного союзника, но и умудряешься подстрелить лучшего друга самого гнусного narcos в окрестностях, опаснейшего преступника, и все из-за девицы, которую едва знаешь, из чистой, судя по всему, порядочности. Такого не бывает, querido [132] . Только не в Мексике.