Потом приятель случайно познакомил его с одним из помощников чемпиона, а тот, в свою очередь, порекомендовал Быстрицкого в качестве опытного во всех отношениях «бойца невидимого фронта».
Так Владимир попал в команду лучшего гроссмейстера планеты.
— Не угостите сигареткой? — раздался сзади знакомый баритон. Быстрицкий обернулся.
На него вопрошающе-подобострастно взирал цыган Миша, чуть наклонившись вперед. Красная в белый горошек рубаха была расстегнута на три верхние пуговицы, обнажая волосатую грудь.
Черные блестящие сапоги резко пахли гуталином. Широкие брюки не первой свежести были подпоясаны кожаным ремнем.
Майор поморщился, достал пачку сигарет и встряхнул ее.
Миша ловко выхватил за фильтр одну из них и воскликнул:
— Премного благодарен!
Чиркнул зажигалкой, закурил.
— Давно здесь пиликаешь? — спросил бывший кагэбист, глядя в угол ресторана на двух разбитных девиц, потягивающих коктейли из длинных бокалов.
— Давненько! — услужливо кивнул цыган. — А Вы, гляжу, новичок в наших краях. Верно?
— Допустим, — ответил Быстрицкий и тоже закурил, — присаживайся! Взглянув на официантку, приказал:
— Два пива сюда!
Та кивнула и направилась к бару.
— Тереза! Мне «Хольстен»! — крикнул вдогонку Миша.
Спустя минуту полька аккуратно поставила перед мужчинами две длинные кружки с янтарной жидкостью.
— Ну, давай, земляк! За знакомство! — Быстрицкий приподнял пиво и подмигнул музыканту. Миша, опасливо покосившись на служебный выход, быстро опустошил свою долю.
Заговорили о пустяках.
В ресторане был «мертвый час», когда обеденное время закончилось, и посетителей практически не было.
Потом Быстрицкий заказал еще пива, закуски, и цыган с каждой минутой становился все словоохотливее.
Незаметно разговор перешел к местной знаменитости, посещающей ресторан.
— А с кем он здесь общается, в основном? — спросил бывший кагэбист.
— Со своими, как правило. Из команды, — ответил Миша, с причмокиванием посасывая хвост вяленой рыбы.
— И всё?
— Да нет… Вот недавно он беседовал тет-а-тет с каким-то мужиком пожилым. Вон за тем столиком! — Миша кивнул в сторону девчонок. — И разговор, по-моему, серьезный был…
— Почему ты так считаешь? — напрягся Быстрицкий.
— Одинцов все время задумывался, прежде чем ответить. Обычно он быстро говорит, а с тем мужиком словно воды в рот набрал… И в конце встречи взял у него визитку.
— Понятно. Ты здесь все время работаешь?
— Конечно! Каждый день! Без продыху! — пожаловался цыган.
— Бывает, — улыбнулся майор, — ты мне, добрый человек, позвони, если увидишь в ресторане этого старпера. Хорошо? Не в службу, а в дружбу!
И Быстрицкий быстрым движением придвинул банкноту к краю стола, в который упирался живот музыканта.
— Хорошо… — Миша опасливо повертел головой по сторонам, — а Ваш телефон…
— Запиши на свой мобильный! Имеется у тебя?
— Конечно.
Цыган выудил из широкого кармана аппарат, записал продиктованные цифры и вопросительно взглянул на благодетеля.
— Меня Володя звать! — протянул ему руку майор.
— Миша! — цыган ответно растопырил блестевшие от вяленой рыбы пальцы.
— На, вытри руку! — брезгливо поморщился Быстрицкий, протягивая собеседнику белую салфетку.
«С поганой овцы хоть шерсти клок, — подумал бывший кагэбист, — может, накопаю что-то, заслуживающее внимания».
Он не ошибся.
Очередная вечеринка по случаю успешного окончания матча команды Гиршманна была в самом разгаре, когда в ресторан вошел Яков Бурей. Он сел за свободный столик и огляделся по сторонам.
Никто, кроме солиста на эстрадных подмостках, не обращал внимания на потрепанного жизнью игрока.
Когда смолкла музыка, Миша пулей влетел в гримерную комнатку и торопливо набрал номер нового знакомого.
Спустя двадцать минут Быстрицкий сидел за стойкой бара, неспешно потягивая пиво и внимательно наблюдая за пожилым шахматистом.
Яша подозвал к себе Терезу.
— Мне еще пятьдесят грамм водки. И позовите, пожалуйста, Одинцова. Знаете его?
Полька кивнула и удалилась.
Через минуту Виктор сел напротив Бурея и посмотрел на часы.
— Здравствуй. Минута в минуту пришел.
— Да нет, чуть пораньше… — усмехнулся Яша, — просто никто из вашей компании на меня внимания не обращает.
— Так в десять же договаривались!
— Верно, но могли бы и… Ой!
Ветеран вскрикнул.
На него неловко навалился плечом подвыпивший посетитель, проходя рядом со столиком. Пиво из кружки при этом расплескалось, и несколько капель попали на рукав пиджака Бурея.
— Пардон! Пардон! — с легким акцентом произнес незнакомец. И, выхватив из пластмассовой вазочки пару бумажных салфеток, принялся вытирать разлившееся по столу пиво.
Потом опустился на колено и просушил маленькую лужу у ножки стола.
— Да ладно Вам, месье! — воскликнул Яша. — Официантки уберут!
— Пардон, пардон! — откланялся Быстрицкий, пятясь к стойке бара.
Там он быстро допил пиво, оставил деньги и вышел на улицу.
Цыганский оркестр ушел на перерыв, поэтому жучок работал отменно. Весь деловой разговор Одинцова с Буреем, от первого слова до последнего, был записан и позже дважды прослушан майором в гостиничном номере.
* * *
— А я завтра должна улетать в Лондон! — карие глаза Симоны с легкой грустью смотрели на Виктора. — Шеф вызывает, говорит, что есть срочная работа!
— И надолго?
— Не знаю. Но по голосу чувствую, что он чем-то недоволен. Наверное, раздражают его мои частые поездки с тобой.
— Откуда ему известно о них? — спросил Одинцов.
— Наверное, мои коллеги уже доложили, — чуть нахмурила брови красавица, — не живется им спокойно, вечная людская зависть!
— Это верно… — усмехнулся Виктор, вспомнив вчерашний разговор с Буреем. Как только он согласился взять его в помощники, так Яша стал выдвигать одно условие за другим. Обговаривал всё до мелочей, вплоть — в каком номере отеля должен жить во время матча и сколько иметь карманных денег в день на расходы.
Они, обнявшись, лежали в спальне. Испытывая необыкновенное ощущение тепла, которое излучает тело самого родного, дорогого человека. Эти невидимые потоки любви трудно спутать с чем-либо иным.