Потом он вспыхнул предупреждающей табличкой «Низкий заряд батареи», спустя несколько минут внизу мелькнула тонкая красная полоска и компьютер выключился.
Симона смотрела сны.
Они менялись, словно кадры киноленты. Причудливые фантазии подсознания превращались в загадочные картинки, со словами, звуками, и даже запахами.
Бесконечные значки программирования сливались в единое целое, и, образуя подобие снежного вала, накатывались на девушку. Она отступала назад, пытаясь уйти от этой горы, но та подбиралась к ногам и, стесняя движения, поднималась все выше, окутывая тело ласковой пеленой. Раздался знакомый голос, и этот снежный плен мгновенно рассеялся. Симона стояла на вершине большой горы. Внизу, насколько хватало глаз, простирались зеленые поля в шахматную клетку, правильно чередуя светлые и темно-изумрудные тона. На них маленькими лилипутами суетились люди, их было много, но почему-то никто не обращал внимания на красивую девушку, гордо стоявшую на самой вершине их королевства. Внезапно девушка увидела знакомое лицо. Это была ее любимая бабушка. Она медленно поднималась в гору, смотря прямо перед собой, и в ее глазах блестели слезы.
Когда Симона была маленькой и писала письма Санта Клаусу с сокровенными пожеланиями, то первый всегда стояла запись: «Хочу, чтобы моя бабушка никогда не умерла».
Но этот детский призыв не был услышан, и смерть любимого человека была первым жизненным потрясением девочки.
— Бабушка! — закричала Симона и почему-то не услышала своего голоса. Пожилая женщина подняла голову и молча остановилась.
Внезапно рядом с девушкой на вершине появился мужчина. Симона не видела его лица, но поняла, что это — Виктор.
Он взял ее за руку и сильно дернул за собой.
— Куда ты? Там пропасть! — успела закричать Симона, но было уже поздно. Они стремительно падали вниз, держась за руки… Вот скоро и зеленая земля… скоро… скоро… сейчас…аааааа!
Симона вздрогнула и резко выпрямилась на постели. За окном привычно шумел ночной Париж
Она с облегчением вздохнула: «Слава Богу, что это был сон…» Оцепенение от пережитого страха постепенно проходило.
Девушка думала о пригрезившемся. Она не была мнительной, не стучала каждый раз по дереву, плюнув перед этим через левое плечо, но увиденный яркий образ покойной бабушки в слезах наводил на грустные мысли.
«Я сегодня обязательно схожу в Храм! Надо помянуть», — решила про себя Симона. Ее родители были верующими людьми и нередко брали маленькую дочку в русскую церковь на богослужение. Ей нравилось хоровое пение, доносившееся откуда то сверху, запах ладана из размахиваемого священником кадила, торжественность обрядов. Позже, повзрослев, она почти перестала приходить на службу, только иногда, по большим христианским праздникам.
«Наверное сразу не заснуть. Надо расслабиться…»
Симона встала с постели, зашла в ванную. Открыла краны, переключила воду на ручку душа и опустила ее вниз, чтобы шум струи не был слишком сильным. Это было вполне по-французски: нередко настоящие парижане, сходив ночью в туалет, не спускают в унитазе воду до утра, чтобы не беспокоить соседей.
Но в доме Симоны стены были толстыми, и посторонние звуки редко проникали в ее квартиру.
Посидев на кухне со стаканом минеральной воды, она подождала, пока ванная наполнится.
Раздеваясь, бросила привычный взгляд в зеркало и улыбнулась.
Симоне нравилась ее фигура, она не прибегала ни к каким диетам, чтобы сохранять небольшой вес и не заплыть целюллитом. Эту счастливую особенность она унаследовала у матери, которая в зрелом возрасте имела осиную талию и выглядела значительно моложе своих лет.
Девушка осторожно погрузила ногу в горячую воду, чуть постояла, привыкая к температуре, и медленно забралась в большой треугольник джакузи.
Она лежала в воде, блаженно закрыв глаза. Пальцы левой кисти нежно трогали сосок груди, другая рука скользнула вниз.
Симона ласкала себя.
Мысли уносили ее в вожделенные запретные пространства: Симона отчетливо представляла, как будто не она трогает свое тело, а мужские пальцы скользят по эрогенным зонам, вызывая волну, которая вскоре заставит содрогнуться и мучительно застонать от наслаждения.
Ее воображение рисовало картины немыслимой по нежности любви, губы быстро шептали слова, которые бы она хотела услышать от родного человека, и соединение в единое целое фантазии рисунков и слов заставило ее тело затрепетать в оргазме…
…Симона выбралась из ванной, на постель застелила свежее белье и вскоре забылась сладким утренним сном.
Спустя несколько часов она стояла в церкви Александра Невского на рю Дари, держа в руке зажженную свечу, и молилась перед иконой Богородицы.
Прихожан в этот день было немного, в храме шла обычная служба, священник, дымя кадилом, обходил по кругу собравшихся людей.
Симона оставила поминальную записку на бабушку и решила просто остаться здесь на полчаса, послушать пение хора, помолчать, мысленно разговаривая лишь с иконой.
Она вспоминала свое первое посещение этой церкви, весной на Пасху. Ее подруга Елена, русская по происхождению, позвонив накануне, убедила пойти вместе с нею.
И Симона не пожалела.
Они стояли у входа в церковь и ждали кого-то из знакомых Елены. Мимо проходили люди.
Симона во все глаза смотрела на их лица. Никогда еще она не видела столько красивых людей, собравшихся в одном месте.
Объяснялось все просто — перед ней проходили потомки русских дворян, эмигрировавших во Францию в начале 20 века. Лучшие люди России, не принявшие большевистский режим, покинули тогда страну.
Они шли, улыбаясь, разговаривая между собой и на их лицах было столько света, теплоты, неподдельной радости, что казалось — все вокруг освещено этим неповторимым сиянием.
Мужчины с достоинством раскланивались друг с другом, женщины мило целовались три раза, дети весело общались между собой.
Многие были знакомы, за годы эмиграции их родители подружились и не раз встречались все вместе именно здесь, в церкви Александра Невского.
Вокруг слышалась только русская речь.
Симона раньше нередко слышала фразу: «Россия, которую мы потеряли». Вот она — проходила мимо девушки. Они не потеряли Россию. Это Россия — потеряла их.
— Вам плохо? — услышала Симона тихий участливый вопрос. Она открыла глаза и обернулась. Низенькая старушка внимательно смотрела на девушку.
— Нет, что Вы, спасибо. Я просто задумалась, — улыбнулась Симона.
— Ну и ладно, голубушка, ну и хорошо, — проговорила служительница Храма и отошла по своим делам.
«Может, в другой раз мне стоит исповедаться? Как делают это здесь многие люди. И если рассказать священнику о задуманном Одинцовым деле? Наверняка, тот не одобрит. Но что это я? Иногда в голову приходят такие мысли, что сама себе удивляюсь. Пора уже уходить…»