Огромная толпа зрителей стояла рядом со столиком лидера, и Одинцов боялся лишь одного: как бы кто со сверхчувствительным слухом не расслышал тихий голос Симоны у него в ушах.
Восемь из восьми!
На очко отставал гроссмейстер из Германии, опытный турнирный боец. И в последнем туре они встречались между собой.
В перерыве, когда судьи определяли пары игроков, Виктор задумчиво прогуливался в фойе, что-то бормоча себе под нос.
Ни у кого это не вызвало подозрения: шахматисты нередко в перерывах разговаривают сами с собой, то настраиваясь на следующий бой, то анализируя законченную партию.
— Симона… ты умница… так быстро все делаешь, я даже удивляюсь. Мы уже делим минимум первое место, даже если я проиграю…
Виктор Одинцов под молчаливыми, недоброжелательными взглядами зрителей уверенно вел последнюю партию.
Гроссмейстеру надо было побеждать, если он хотел получить первый приз.
Но он решил не рисковать, хитро построив дебютную стратегию в расчете на позиционную ошибку молодого противника.
И в этот важный момент Одинцов осознал, что ход, переданный ему в наушники, дает возможность немцу жертвой пешки зажать его в тиски.
Он медленно снял очки и поднес руки к галстуку (условный знак!).
На экране ноутбука в машине девушки позиция исчезла из виду.
Это означало, что Виктор сделает свой ход, и Симона должна вернуть программу на одно продолжение назад.
Одинцов, подумав 5 минут, избрал верное продолжение.
Он прошел мимо ловушки немца, по самому краешку пропасти. Гроссмейстер покачал головой, нервно взглянул на свой циферблат.
У него оставалось 4 минуты на всё.
И опытный турнирный волк не выдержал.
— Remis? Ничья?
Лучше синица в руках, чем журавль в небе.
Виктор протянул руку в знак согласия.
Он выиграл турнир.
Они сидели в ресторане и весело смеялись.
Нервное напряжение спало, и теперь всё казалось не таким уж страшным и неосуществимым.
— А как тебе главный судья вручал конверт с чеком! С какой физиономией! Словно он из родного кармана деньги выудил! — смеялась Симона.
— Да ладно тебе, неужели было так хорошо видно?
— Конечно! Ты же забыл выключить камеру на галстуке. И я специально наблюдала за реакцией французов! — девушка чуть перевела дух и снова залилась смехом. — А какие лица были у твоих соперников, когда ты так быстро делал сильные ходы! Они вздрагивали и подпрыгивали на стульях!
— Я, если честно, очень волновался, — признался Одинцов.
— Конечно! У меня картинка иногда летала на мониторе, словно ты в штормовом море на лодке плывешь. Поспокойнее надо, мы же знаем, как сильно играет программа…
— Нет, пока не знаем, — вдруг задумчиво произнес Виктор, — все познается в сравнении. Вот если бы испытать ее на большом турнире, с нормальным контролем времени и на очень сильных гроссмейстерах.
— А что? Попробуем! — азартно проговорила Симона.
Щеки девушки раскраснелись от выпитого вина, темные вишни ее глаз поблескивали в свете свечи, стоявшей на столике между ними.
— Как ты себя чувствовала в автомобиле? За окном прохладно было! — спросил Виктор.
— Да нормально! Включила кондишен на 20 градусов, мотор работал, теплый воздух перевела на обогрев ног. Скажи, когда будет следующее соревнование, интересное по составу и призам?
— Через неделю, в Ницце. Очень сильный турнир. Он будет идти девять дней подряд. Ты сможешь?
— Конечно! — уверенно ответила девушка.
— А твоя работа?
— Мне же не надо ходить в офис и сидеть там целый день. Я сделала свою часть программы, и гуляю до следующего заказа.
— Так, — Виктор полез во внутренний карман и достал чековую книжку, — я должен тебе отдать половину моего приза.
— Ты что!? — рука Симоны легла на ладонь мужчины. — И не думай даже!
— Почему? Мы же вдвоем ведем эту игру?
— Ты заработай сначала немного денег. Своего друга, лежащего в тюремном морге, не забыл, я надеюсь?
Виктор помрачнел.
Воображение сразу представило Лёху, лежащего в каком-нибудь закрытом ящике, замерзшего, неузнаваемого.
— Хорошо. Спасибо тебе, — он медленно сжимал тонкую кисть девушки. Потом приподнял ее, придвинулся ближе и губами нежно поцеловал пальцы Симоны.
— Ты знаешь, когда я был там, в камере, мне приснился отчетливый сон. Про этого друга. И как будто он начинает сбываться…
— Какой?
— Лед, большая гора… Лёха лежит под ней, и никак его не достать оттуда. Почему-то под рукой оказывается ноутбук, я кладу его на этот лед…
— И… что??
— Он стремительно тает, весь, полностью… Лёха встает, говорит мне «Вот и все, смотри — наша Москва!» И я проснулся.
Симона задумчиво покачала головой:
— Дай Бог, чтобы сон сбылся. И ты отвез его на Родину.
— Я тоже надеюсь на это. Хотя… — Виктор помедлил, потом произнес, — чувствую, что трудности ожидают в этом деле немалые. Бумаги надо бюрократам какие-то представить, оформлять груз, я кое-что узнавал. Да и в тюрьме администрация может тоже затормозить…
Симона бросила быстрый взгляд на собеседника.
— Ладно, давай пока не будем о грустном? — улыбнулся Одинцов. — Лучше расскажи мне о себе.
Они сидели, не обращая внимания на окружающих, и говорили, говорили, говорили…
За окном медленно проезжали автомобили, прохожие торопились по своим делам, иногда в слегка затемненное окно ресторана начинал стучать дождик, но они не видели и не слышали ничего вокруг.
Несколько раз подходил официант, спрашивая, не хочет ли месье заказать что-либо еще.
Одинцов просил кофе, Симона тоже пару раз заказала капуччино. Разговоры посетителей сливались в один ровный гул, люди приходили и уходили, свободных столиков было мало.
Внезапно Виктор заметил, как девушка бросила тревожный взгляд куда-то в угол ресторана.
Он не придал значения этому.
— Извини, я отойду, — Одинцов отодвинул стул и пошел в туалетную комнату.
Вернувшись, увидел, что его место занято.
Напротив Симоны сидел красивый брюнет с тонкими усиками над верхней губой. Увидев Виктора, улыбнулся, и сделал жест рукой, словно приглашая взять свободный стул и присоединиться к его компании. Одинцов вопросительно взглянул на девушку. Щеки ее были пунцовыми, и по ее виду можно было сказать, что гость за их столом был для неё неприятен.