Но все эти обстоятельства были теперь мелкими для него, малозначительными, по сравнению с тою заботой, которую Дрягалов исполнял, – он женил сына.
Возвратившись из заграницы к Рождеству, Дрягалов рассчитал было, что со свадьбой спешить не следует. Он хотел повременить до Пасхи, – пусть их, поживут врозь до весны, а там на Фоминой аккурат можно и повенчаться, коли у малого охота не пройдет. Но Дима настоял поторопиться: а ну что с невестой случилось после их китайских баталий?! так как ее гостям тогда показывать, с ношею? Не согласиться с таким доводом было невозможно, и пришлось отцу делать перерасчет: теперь выходило свадьбе быть не позже недели о Блудном сыне. Дрягалов только усмехнулся тогда такой символической случайности. Бог шельмеца метит! – подумал он.
Выходило, что времени оставалось в обрез. Поэтому Дрягалов поторопился исполнить все приличествующие правила: перед Крещением заслал сватов к Епанечниковым, а погодя и сам отправился на рукобитье.
На Епанечниковых Дрягалов произвел неотразимое впечатление. С Натальей Кирилловной Василий Никифорович как-то мельком прежде уже встречался – летом на даче в Кунцеве, – но с доктором они виделись впервые. Сергей Константинович – солидный, уважаемый, состоятельный человек, известный и популярный в Москве врач – в присутствии гостя на первых порах испытал то же чувство, которое он переживал в студенческие годы, бывая в обществе каких-нибудь светил профессоров. Но скоро он понял, что Дрягалов – почетный гражданин, владелец крупного состояния, вершитель многих судеб – вовсе не заносчивый тип, вышедший из грязи в князи сноб, а вполне доступный, лишенный высокомерия, какой-либо напыщенности человек, к тому же с чувством юмора, что Сергей Константинович особенно ценил.
А Наталья Кирилловна, уже подзабыв Дрягалова после их прошлого мимолетного знакомства, теперь просто оробела, увидев едва тронутую серебром черную бороду и горящие базальтовым блеском глаза будущего свата. Но, преодолев эту минутную растерянность, затем уже не могла нарадоваться на него, – она, как потом рассказывала мужу, «узнала в Дрягалове копию своего отца: такой же Садко – варяжский гость». Вначале же, когда Дрягалов вошел и, перекрестившись двумя перстами на нового письма Николу в восточном углу прихожей, произнес: «Пришли мы, гости, хоша и виданные, да незваные, а обычные дела совершати, просим вас принимати – не брезговати», Наталья Кирилловна от изумления в ответ перекрестилась на него, как на икону, и неловко поклонилась. Провожая же Василия Никифоровича в комнаты, она повторяла единственное: «Милости просим, бонжур, милости просим…»
Сговориться сватьям было несложно: коли у молодых уже все решено, остальное своим чередом пойдет – свадьба, гости, приданое – все честь по чести, как полагается. Довольно непросто для Дрягалова было определиться с венчанием. У него в роду все до единого неизменно держались старой веры. Но он вполне понимал, что, если теперь венчать детей на Рогожке, такой брак государством не будет почитаться действительным и доставит потом его никонианке-невестке, а следовательно, и сыну уйму неприятностей. Но Дрягалов сам же и придумал, как разрешить незадачу: он предложил венчаться молодым у единоверцев, – они, конечно, те же никониане, но хоть не против солнца ходят! – к примеру, в Троицкой церкви за Яузой.
Вслед за этим начались предсвадебные хлопоты. Тут уж Наталья Кирилловна принялась за дело истинно отлично-усердно, так что ей спать некогда стало. Прежде всего, она сочинила объявление и сама отвезла его в контору «Московского листка». Назавтра газета сообщила всей Москве с первой страницы: «Сергей Константинович и Наталья Кирилловна Епанечниковы извещают о вступлении их дочери Елены Сергеевны в брак с потомственным почетным гражданином Дмитрием Васильевичем Дрягаловым. Венчание состоится 13 февраля, в воскресенье, в церкви Св. Живоначальной Троицы, что у Салтыкова моста».Потом она составила целый список статей, назначенных ею к немедленному исполнению. Помимо пунктов о посещениях магазинов, литографической мастерской, визите к модистке, о подарке жениху, в списке Наталии Кирилловны значились еще и такие важные мероприятия, как «приглашение оркестра гармонистов и балалаечников маэстро Кошкодавленко» и «заказ поздравительного стихотворения у мадам Каталонской». И уже с этим списком Наталья Кириллова бросилась в бой. Она утром пораньше, как в должность, отправлялась по делам, к обеду возвращалась с горой покупок, потом снова уезжала и вечером привозила новый ворох всяких ценных приобретений. По телефону она радостно кричала знакомым, что «вся с ног сбилась!», но советы Сергея Константиновича пожалеть себя и отдохнуть от тяжких забот, в крайнем случае, поручив их исполнение хотя бы вон прислуге, Наталья Кирилловна решительно отвергала – «кому можно поручить что-нибудь ответственное?! что они умеют?! нет, это мой крест!» – и с еще большим усердием принималась за предсвадебные приготовления.
Накануне венчания Дима Дрягалов прислал Леночке огромную корзину цветов и вместо обычной «свадебной корзинки» сундучок дорогого дерева, весь в замысловатом арабском орнаменте. В сундучке Наталья Кирилловна с дочкой нашли увесистый кисет, набитый империалами. В свою очередь невеста послала жениху золотые запонки, а ее родители присовокупили от себя будущему зятю еще полуфунтовый брегет, исполняющий «Боже, храни королеву».
Итак, приличествующий этикет сторонами был вполне соблюден, все необходимые приготовления сделаны. Настал срок венчания.
В предпоследнее воскресенье перед Великим постом многие спешили повенчаться – не соберешься теперь, ждать придется два с лишним месяца. Вот и 13 февраля 1905 года редко у какой московской церкви не стоял свадебный поезд. Но, наверное, самое пышное, самое многолюдное браковенчание в этот воскресный день в первопрестольной было в новоблагословенной лефортовской Троицкой церкви. Здесь, казалось, съехалась половина всех московских экипажей. А в самом храме – просторном, с двумя приделами – набилось столько публики, что уж – верно! – никакому городничему было не взойти. И что за публика собралась! – сплошь бороды, бороды: всякого фасона, цвета и длины. На многих бородачах сюртуки. А у иных старцев так даже кафтаны виднелись под соболями. И то тут, то там тускло отсвечивают медали на шеях – «За полезное», «За усердие», «За усердную службу». Это были приглашенные со стороны жениха – цвет московского капитала. В таком многолюдном собрании старообрядцев группка никониан – гостей со стороны невесты: выбритых досиня мужчин в заграничном платье и их жен в шляпках – выделялась так же, как бывают заметны европейцы среди аборигенов какой-нибудь экзотической страны. Между этими европеизированными гостями стояла и Таня со своими близкими – Капитолиной Антоновной, Наташей и m-lle Рашель. А вот глава их семьи Антон Николаевич на свадьбе лучшей подруги жены присутствовать не смог: в связи с последними событиями он теперь был занят по службе даже по воскресеньям. Также по известным причинам отсутствовала и Танина мама Екатерина Францевна. Незадолго перед этим Екатерина Францевна поведала дочке, что она недавно разговаривала с духом Александра Иосифовича и тот объявил о своем намерении в будущем явиться им.
Взоры всех присутствующих были устремлены в центр храма, где у аналоя стояли сами врачующиеся. Не бывает, наверное, таких жениха с невестой, которые под венцами не казались бы прекрасными. Но восхищенные взгляды гостей красноречиво говорили, что более очаровательной пары еще никому видеть не приходилось, – Леночка с Димой превосходили всякий возможный восторг! От них невозможно было отвести глаз. Обряд показался всем необыкновенно короток, так людям хотелось еще смотреть на безупречного жениха и на несравненную невесту в венке из померанцевых цветов.