Игрок провел рукой по изящно изогнутой раме. Лилии на ней так походили на настоящие, что в их чашечках жужжали насекомые. Такого серебряных дел мастера они больше не найдут. Вёлунд. Он плохо кончил, это был не его мир.
Стекло между совершенной формы серебряными бутонами явило Игроку его настоящий облик. Других эти зеркала не отражают. Большой недостаток, но до сих пор в этом плане ничего изменить не удалось. Все они настаивали на том, чтобы Семнадцатый носил его лицо – жалкая попытка наказать Игрока за упрямство. Воин отдал свое Шестнадцатой. Два лица она уже потеряла, и это прискорбно. Шансы, что она выживет, выполнив миссию, Игрок всегда оценивал как ничтожно малые.
Восемь веков в чужом мире. Хотя для Игрока он давно стал своим, чего никак нельзя сказать об остальных. Он зажмурился, припоминая все поражения, неудачи, обиды, словно хотел оставить их по эту сторону зеркала. Вражда, косность, непонимание, ужасы последних дней…
Нет, Игрок, – он прижал руку к стеклу, – пора домой.
Он не открывал глаз, прислушиваясь к собственному дыханию, ощущая перемену пространства. Этот запах ему не нравился, он шел из прошлого и отдавал горечью. Такой привкус имели их стихии, земля и вода.
Игрок огляделся. За столько веков изгнания здесь все стало чужим. И это самое страшное следствие проклятия. В мечтах и фантазиях родина очистилась. Но ведь возвращаться приходилось в ту самую, грязную, а не в выписанную за восемь веков картинку.
Игрок оглядел серебряные колонны, балкон, люстры, пол из стекла. Каким безнадежно старомодным казалось теперь ему все это.
Вчера… Существует ли слово безжалостнее? Его шаги отдавались эхом от серебряных стен. Когда-то он гордился этим дворцом, а это кое о чем говорит. К примеру, стеклянные башни выше облаков Игрока никогда не впечатляли.
Внезапно он схватился за лоб. Что такое? Кожа над левой бровью была содрана. Он нащупал шершавую царапину и с проворством, достойным смертного, полез в карман за зеркальцем.
Так и есть. Она лежала там, на поляне. Красивое тело уже покрывалось цветами – признак разложения. Ну-ка, посмотрим на ее сестер.
Вот оно, озеро. Поникшие деревья на берегу, и вода, мутная от мертвых лилий. Никаких признаков жизни. Но ведь проклятие исчезнет не сразу, как оно и должно быть.
Игрок спрятал медальон с зеркальцем в карман жилетки – он успел привыкнуть к одежде чужого мира – и осмотрел свою правую руку. Тыльную сторону ладони покрывали крошечные коричневые пятна.
Только не это!
Игрок сказал это вслух, почти прокричал, из глубины своей охваченной гневом и отчаянием бессмертной души. На весь дворец, пропахший влагой и черноземом, такой душный и затхлый. Последний привет, последняя жертва… неужели они исчезли не навсегда?
Он потрогал лицо, шею – ничего. Успокойся. Проклятие снято, Игрок, иначе ты давно бы превратился в дерево.
Но они не умерли. Они и не умрут до конца, какая-то часть их выживет. Мельчайшая искорка, но она найдет себе защитников. Мертвых любовников или смертных простаков, которые теряют при виде их головы.
Игрок снова достал медальон, но он показывал все то же: разлагающееся мертвое тело и знакомые пейзажи.
Нет и нет.
Он не вернется. Он отыщет то, что от них осталось. Он создаст новых големов – бессмертных, неуязвимых, безжалостных. Лучших из всех, что когда-либо выходили на охоту.
Он сам бывал себе неприятен, когда нервничал.