— «Кантос Континуос», М41
На небо начала всходить луна, было настолько темно, насколько вообще бывало на Лизиосе. С одной стороны гора представляла собой стену из насквозь промокшего камня, а на другой — уменьшающуюся глыбу мировой волны. Эрдон внимательно смотрел на дорогу. Путь стал намного менее ровным, по сравнению с тем, каким он был на подъеме. Прошедшая волна подняла камни и покрыла дорогу толстым ковром водорослей и грязи. По крайней мере трижды индикаторы на приборной панели вспыхивали, предупреждая о том, что «Таурокс» теряет сцепление с дорогой. Уже этого было достаточно, чтобы понять, насколько тяжелыми оказались дорожные условия.
Чавис сидел рядом в командном кресле, также не спуская глаз с пути. Оба увидели проблему одновременно, и Эрдон остановил «Таурокс».
— Оставайся здесь, — сказал Чавис. — Я посмотрю поближе.
Он выбрался из кресла, взял шлем с переборки в отсеке и двинулся к боковому люку. В задней части «Таурокса» Марджин сидела с опущенной головой. Ульрих расположился на полу, рядом с изолирующим контейнером. Крошечное обзорное окно запотело, а по стенкам цилиндра бежали капли конденсата. Похожее на щупальце существо перестало биться в безумных конвульсиях в течение первого часа путешествия.
Кроме Эрдона в живых остались четыре отпрыска. Пять, если считать Бирдгона, практически погрузившегося в кому и лежащего поперек трех сидений. Его рука была заражена настолько, что полевая медицина была не в силах помочь. По его шее и груди начали расходиться темные линии. Брандта, Фиея, Савдру и Девриеса залатали медикаментами из аптечки отпрысков, называемой «Дар мученика», в которую входили протеиновые лечебные бальзамы, сшивающие раны пластыри и, в случае Фиея, временная бионическая рука.
Когда Чавис открыл люк, Марджин резко подняла голову.
— Что-то не так? — спросила она.
— Дорога впереди выглядит очень плохо. Я хочу посмотреть, возможно ли по ней проехать.
Она сразу же поднялась на ноги.
— Я пойду с вами.
Чавис спрыгнул на землю и стоически проигнорировал занывшую рану в ноге. Воздух был прохладным и влажным. Густая грязь и водоросли издавали хлюпающие звуки, пока он обходил «Таурокс». Ночь стала светлой как день, благодаря усиливающим линзам в его шлеме. Подозрения темпестора оправдались.
Отряд достиг того места, где ранее обвалилась гора, а поток почти снёс «Таурокс» Эрдона через край обрыва в далекое море. Теперь дороги не было вообще. Стены из камней и грязи скатились откуда-то сверху, превратив траншею, которую они преодолели, в широкую бездну.
— Эрдон, — сказал он по воксу.
— Здесь, темпестор.
— Это выглядит скверно. Даже «Таурокс» не сможет перебраться через такой широкий разлом. Нам придется найти другой путь к жил-краулеру.
— Вторичная дорога на западе?
— Я подумал об этом же.
Чавис повернулся, чтобы вернуться в «Таурокс», но обнаружил, что Марджин преградила ему путь.
— Темпестор, мне нужно спросить у вас кое-что.
— Да?
Марджин мгновение оценивающе смотрела на него.
— Тот, что позволил жить чужаку — соучастник в грехе его существования, — наконец спросила она. — Вы согласны с этим утверждением?
— Да, — без колебаний ответил Чавис.
— Конечно, согласны. С этим согласиться любой здравомыслящий человек. Но если это так, зачем инквизитору привозить это существо обратно? Почему мы позволяем ему это сделать?
— Мы ничего не позволяем ему сделать, он не обязан отчитываться перед нами.
— Разве вас не напрягает, что это находится на борту? — Марджин указала большим пальцем в сторону заднего отсека.
Чавис на мгновение задумался.
— Это не имеет значения. Моя миссия — обеспечить безопасность инквизитора и доставить его к посадочному модулю. — С этими словами он прошел мимо сестры к транспорту.
— А если я скажу, что существо ещё живо? Это изменит ваше мнение?
Чавис остановился.
— Мне удалось подсмотреть через плечо инквизитора, не так давно. Я почти уверена, что видела, как оно двигается внутри цилиндра.
— Почти уверена?
— Ну… было сложно рассмотреть, но…
— Ты веришь, что существо, на текущий момент, представляет опасность для тебя или других членов команды?
— Нет, — поколебавшись, ответила она. — Я не… Я не знаю.
— В таком случае мы не можем предпринимать никаких действий, противоречащих нашим приказам.
Марджин оскалилась.
— Когда оно попытается убить меня, вы, обязательно, отомстите за меня?
— Конечно, — ответил Чавис и забрался в «Таурокс».
— Сир, — обратился он к Ульриху, — мне необходимо сообщить вам, что дорога, по которой мы двигались, чтобы подняться на плато, оказалось абсолютно непроходимой. Однако есть другой путь. Мы сможем прибыть к позднему вечеру.
Ульрих покачал головой, но не отвернулся от изоляционного контейнера.
— Одна задержка за другой.
— Я мог бы воспользоваться вашей картой.
— Хорошо. Просто доставь меня к посадочному модулю и подальше от этой планеты. — Он достал из кармана водонепроницаемую бумагу и бросил её через плечо. Чавис поймал карту одной рукой.
— Так быстро, как только возможно, сир. — Чавис вернулся в кресло рядом с Эрдоном.
Марджин поднялась в транспорт и захлопнула за собой люк. Она молча села на ближайшее место и уставилась в пространство. Чтобы развернуться, транспорту понадобилось некоторое время. К тому времени, как они двинулись дальше, солнца уже пересекали горизонт, и сестра диалогус провалилась в утомленный сон.
У подсвечника летал мотылек. Сестра подняла взгляд от стола, за которым она с усердием переписывала «Вперёд, дочери Императора», один из её любимых гимнов, и увидела, как загорелись крылья маленького насекомого.
— Зачем ты это сделал? — спросила она. — Надо было думать. Теперь тебе придется умереть.
Сестра макнула перо в чернила и продолжила заниматься каллиграфией. Где-то в Конвенте над её головой раздавалось пение хора, исполняющего каждый куплет, как только она писала его. Это было странно. Стены в скрипториуме были настолько толстыми, что она обычно вообще ничего не слышала.
Мотылек продолжил яростно бить крыльями около свечей, хотя уже и превратился в крошечный выгоревший остов. Сестра старалась игнорировать его и снова макнула перо. Однако её любимое перо превратилось в одну из острых, отравленных колючек, которые она помогала вытаскивать из руки отпрыска Бирдгона. Чернильница была полна воды. Она начала пузыриться, выливаясь на пергамент. Красивые линии поплыли и побежали вниз по странице.