— Религия — удел верующих, — громко разглагольствовал Макганн. — Они возносят молитвы, не получают на них ответа, и их вера крепнет. В то время как магия… — Он запнулся, устремив пьяный взгляд на Маэстро в дверях. — Ага! Се человек! Скажи ему, Сартори. Объясни ему, что такое магия.
Роксборо сложил пальцы пирамидой, вершина которой оказалась как раз напротив его носа.
— Действительно, Маэстро, — сказал он. — Расскажи нам.
— С удовольствием, — сказал Миляга, принимая из рук Макганна налитый для него стакан вина, чтобы промочить горло перед сегодняшней порцией откровений.
— Магия есть первая и последняя религия мира, — сказал он. — Она обладает силой, которая может подарить нам целостность. Открыть перед нами другие Доминионы и вернуть нас самим себе.
— Все это звучит очень красиво, — бесстрастно заметил Роксборо. — Но что это означает?
— Все абсолютно ясно, — запротестовал Макганн.
— Мне — нет.
— Это означает, что мы рождаемся на свет разъединенными, Роксборо, — сказал Маэстро. — Но мы жаждем воссоединения.
— Ты так считаешь?
— Да, я верю в это.
— А с какой это стати нам искать воссоединения с самими собой? — спросил Роксборо. — Ты мне это объясни. Я-то думал, что мы давно уже воссоединились вот за этим столом, и никто другой нам не нужен.
В тоне Роксборо слышалось раздраженное высокомерие, но Маэстро уже привык к подобным выпадам, и ответ был у него наготове.
— Все, что не является нами, — это тоже мы, — сказал он. Подойдя к столу и поставив стакан, сквозь коптящее пламя свечей он уставился в черные глаза Роксборо. — Мы соединены со всем, что было, есть и будет, — сказал он. — От одного конца Имаджики до другого. От крошечной пылинки сажи над пламенем до Самого Божества.
Он набрал в легкие воздух, давая Роксборо возможность вставить свое скептическое замечание, но последний ею не воспользовался.
— После смерти мы не будем разделены на категории, — продолжал он. — Мы увеличимся до размеров Творения.
— Да-а… — протяжно прошипел Макганн сквозь зубы, оскаленные в хищной улыбке голодного тигра.
— И магия — наш способ постичь это Откровение, пока мы еще состоим из плоти и крови.
— И каково же твое мнение: это Откровение дано нам? — сказал Роксборо. — Или мы воруем его украдкой?
— Мы были рождены на свет, чтобы познать то, что мы можем познать.
— Мы были рождены на свет, чтобы наша плоть страдала, — сказал Роксборо.
— Можешь страдать, если хочешь, а лично я не собираюсь.
Фраза вызвала у Макганна одобрительный хохот.
— Плоть — это вовсе не наказание, — продолжал Маэстро. — Она дана нам для радости. Но она также является границей между нами и остальным Творением. Во всяком случае, так нам кажется, хотя на самом деле это всего лишь иллюзия.
— Хорошо, — сказал Годольфин. — Мне это нравится.
— Так мы заняты Божьим делом или нет? — упрямился Роксборо.
— У тебя появились первые сомнения?
— Уж скорее вторые или третьи, — сказал Макганн.
Роксборо наградил его кислым взглядом.
— Что-то я не припомню, чтобы мы давали клятву ни в чем не сомневаться, — сказал он. — Почему на меня набрасываются из-за простого вопроса?
— Приношу свои извинения, — сказал Макганн. — Скажите ему, Маэстро, что мы заняты Божьим делом, ведь правда?
— Хочет ли Божество, чтобы мы стремились стать чем-то большим, нежели мы есть? — сказал Миляга. — Разумеется. Хочет ли Божество, чтобы нами владела любовь, которая и является мечтой о целостности? Разумеется. Хочет ли Оно навсегда заключить нас в Свои объятия? Да, Оно хочет именно этого.
— Почему ты всегда говоришь о Боге в среднем роде? — спросил Макганн.
— Творение и его Творец едины, так или нет?
— Так.
— А Творение состоит не только из мужчин, но и из женщин, так или нет?
— Так, так!!
— Вот за это я и возношу благодарственные молитвы, денно и нощно, — сказал Миляга, глядя на Годольфина. — Перед тем как лечь и после.
Джошуа разразился дьявольским хохотом.
— Стало быть, Бог должен быть одновременно и мужчиной, и женщиной. Для удобства — Оно.
— Смело сказано! — объявил Джошуа. — Никогда не устаю тебя слушать, Сартори. Мысли у меня часто зарастают илом, но стоит мне тебя немного послушать, и они вновь свежи, как ключевая вода!
— Надеюсь, они все-таки не такие чистые, — сказал Маэстро. — Ни одна пуританская душа не должна помешать Примирению.
— Ну уж ты-то меня знаешь, — сказал Джошуа, посмотрев Миляге в глаза.
И в этот момент Миляга получил доказательство своего подозрения, что все эти стычки, возникавшие в памяти друг за другом, на самом деле представляли собой различные фрагменты, навеянные комнатами, по которым он проходил, и воедино сплетенные его сознанием. Макганн и Роксборо растворились в воздухе, а вместе с ними — большая часть свечей и то, что они освещали — графины, стаканы, блюда… Теперь он остался наедине с Джошуа. Ни сверху, ни снизу не доносилось ни одного звука. Весь дом спал, за исключением этих двух заговорщиков.
— Я хочу быть с тобой, когда ты будешь совершать ритуал, — сказал Джошуа. На этот раз в его голосе не было и намека на смех. Он выглядел измученным и встревоженным. — Она очень дорога мне, Сартори. Если с ней что-нибудь случится, я сойду с ума.
— С ней все будет в порядке, — сказал Маэстро, усаживаясь за стол.
Перед ним была разложена карта Имаджики. В каждом Доминионе рядом с тем местом, где должны были проводиться заклинания, были написаны имена Маэстро и их помощников. Он просмотрел их и обнаружил, что кое-кого знает. Тик Ро был упомянут как заместитель Утера Маски; присутствовал и Скопик — в роли помощника заместителя Херате Хаммеръока, возможно отдаленного предка того Хаммеръока, который повстречался им с Паем в Ванаэфе. Имена из двух различных прошлых встретились на этой карте.
— Ты меня не слушаешь, — сказал Джошуа.
— Я же сказал тебе, что с ней все будет в порядке, — ответил Маэстро. — Этот ритуал сложен, но не опасен.
— Тогда позволь мне присутствовать, — сказал Годольфин, нервно ломая пальцы. — Я помогу тебе не хуже твоего несчастного мистифа.
— Я даже не сказал Пай-о-па о том, что мы собираемся делать. Это касается только нас. Тебе надо только привезти сюда Юдит завтра вечером, а я позабочусь обо всем остальном.
— Она такая ранимая.
— Лично мне она кажется очень уверенной в себе, — заметил Маэстро. — И очень возбужденной.
Годольфин окинул его ледяным взглядом.