— Новый район? — спросил Лешин.
— Да. Элитный, скажем так, в рамках райцентра, разумеется, — довольно улыбнулся Бабичев. — А вот справа и мой «шалаш», черепичная крыша, видишь?
Машина остановилась перед двухэтажным домом, обнесенным кованой чугунной оградой, с постовым милиционером возле ворот.
Владимир с Николаем вышли из «Волги». Лешин с удивлением рассматривал то, что его друг назвал «шалашом».
— Боб! И эти хоромы — твои?
— Не угадал, Леший! Хоромы казенные, но с правом последующего выкупа. Одним словом: будем служить исправно — будут наши! — рассмеялся Бабичев. — Да ты проходи!
Войдя в кабинет Боба, Лешин обомлел: одна из стен, словно иконостас, была увешана почетными грамотами, дипломами, наградными листами в аккуратных рамочках; рядом были и сами награды: бесчисленные юбилейные медали вокруг ордена Красной Звезды. Бабичев перехватил удивленный взгляд Лешего и отнес изумление друга на счет красавца ордена.
— Это за поимку особо опасного преступника, — пояснил Боб. — По горячим следам, так сказать.
— Поздравляю, — машинально произнес Леший, успев подумать при этом: «Надо же! Перед самым отъездом свои цацки перебирал, а про грамоты так и не вспомнил — остались они в тех далеких горах, в той далекой станице, где стоит обшарпанный войной дом, а в доме — тумбочка, а в той тумбочке — мои грамоты. Туда им и дорога — пусть достанутся местной ребятне на память».
Другая стена кабинета была хранительницей более предметных наград, вернее, подарков: от хрустальных ваз до 20-литровой бутылки коньяка в виде «Царь-пушки». И везде виньеточные надписи: «С Днем рождения» или «…милиции».
— Да брось ты, Володя, эту сусальную красоту разглядывать! — хлопнул друга по плечу Бабичев. — Я тебе другое покажу.
Хозяин снял с книжной полки увесистую книгу в твердом переплете и протянул Лешему.
— «Николай Бабичев. „Когда тайное становится явным“, — прочитал вслух Владимир. — Ну ты, Боб, даешь! — искренне удивился Леший.
На пороге появилась Татьяна.
— Здравствуй, гость дорогой, рада тебя видеть, Володя!
— Привет, Таня, ты все хорошеешь, — стандартно приветствовал женщину Владимир.
— Как видишь. Проходите, у меня все готово. Я накрыла в летней беседке, ничего, Коля?
— Конечно, посидим в саду, на свежем воздухе.
Прошли в застекленное сооружение. Оно было красиво и уютно. Особенно это почувствовалось, когда по стеклу застучали капли начавшегося дождя.
Сели за стол. Боб предложил короткий тост:
— Ну что, Володя, за встречу?
— За встречу.
Выпили. Принялись за закуску, которой на столе было с избытком. Неожиданно Татьяна спросила:
— А где твоя семья, Володь?
Володя закурил и, выпуская дым, выдохнул:
— Нет у меня семьи. Один. Ты мне лучше, Боб, про кордон расскажи, остался там кто?
— Да нет твоего кордона как такового, заросли там и развалины, хотя один житель там все же обитает.
— Кто?
— Дед Матвей, или Крапива, как его раньше звали. Помнишь такого?
— Еще бы. Крапивой мы, пацаны, его и окрестили, когда хлестал нас ею за то, что яблоки у него таскали.
— Вот он один там и живет.
— А почему там? Ведь у него же, по-моему, двое сыновей?
— Двое. И оба к себе постоянно зовут. Не едет. Говорит, здесь, в лесу, родился, здесь жизнь прожил, здесь, под соснами, и помру. Упертый старик. Да вы все там, на кордоне, упертые были.
— Ну вы тоже, в Лепках, не лучше.
— Ты где обосноваться-то решил? Могу помочь здесь, в райцентре, устроиться. Связи, сам понимаешь, есть.
— Это я понимаю. Но думаю устроиться в городе.
— Под дядиной «крышей»?
— А что в этом плохого?
— Ничего! Это я так. А сейчас, значит, в отпуск?
— Да! Поживу на кордоне. Молодость вспомню. Отдохну.
— Тебе надо! Да и я, может, в гости загляну. Хотя сильно сомневаюсь, что ты выдержишь там больше недели. Слишком давно ты был там в последний раз. Но сам увидишь. Потянет к людям, милости прошу, мы с Танюшей всегда рады тебе.
— Спасибо! Да, Боб, мне, кажется, положено зарегистрироваться по месту временного проживания? Избавь, если можешь, от этой бюрократии.
— Отдыхай спокойно. Все будет в порядке.
— Тогда, с вашего позволения, отчалю я! До кордона еще добраться надо.
— А чай? — спросила Татьяна.
— Да, Володь, чай? — поддержал жену Боб. — Танюша вчера таких пирогов напекла, пальчики оближешь, будто знала о твоем приезде.
— В следующий раз с удовольствием. Мне еще в магазине затариться надо. В общем, пора!
— Я тебе сухой паек соберу, Володя, — сказала Татьяна и вышла из беседки.
— Золотая у меня жена, Володя. — Бабичев посмотрел вслед супруге.
— Вижу! И рад за вас.
— Если бы… — вдруг помрачнел Боб. На секунду. Но ее хватило, чтобы Леший заметил это внезапное изменение в настроении друга.
— Что — если бы? — спросил он.
— Это я так. Свое! — Боб был уже прежним Бобом. — Пошли!
Подоспела Татьяна, неся увесистый пакет.
— Возьми, Володя!
— Спасибо! Ну, давайте, Бабичевы, жду в гости.
— Счастливого пути!
Владимир заехал в магазин. Купил продуктов, в основном полуфабрикатов, сигарет, водки.
Проехав через весь поселок, углубился в лес и двинулся по заросшей дороге, которая еле угадывалась среди нетронутой травы. Дождь кончился, и в открытые окошки автомобиля ударил густой запах сосны. Запах свежести и чистоты. Леший полной грудью вдохнул этот сохранившийся в памяти запах его детства. Приток крови вскружил голову. Он откинулся на сиденье и медленно, наслаждаясь, вел машину. Постепенно стали попадаться знакомые места. Владимир приближался к кордону. Через полчаса видный издали переломленный «журавль» колодца указал на то, что Леший въехал в селение. Он готов был увидеть запустение кордона, но такого разрушения, какое открылось ему, никак не ожидал. Покосившиеся, мертвые дома, ушедшие частью своей в песчаный грунт, заросшие густой травой и кустарником, еле виднелись в зеленом буйстве. Что-то одновременно знакомое и чужое расстилалось вокруг. Только в конце центральной улицы — небольшая изба у развесистой ветлы, имеющая некоторое подобие человеческого жилища. К этой избе он и подъехал. Вышел из машины. Сразу же скрипнула дверь, и на пороге полупрогнившего крыльца появился старик. Одетый, несмотря на начало лета, в валенки и ватник. Старая зимняя шапка довершала убор. Дед, щуря глаза, пытался рассмотреть нежданного гостя.