Book.

За мгновенным облегчением — площадка приземления все же нашлась! — последовало понимание и настоящий страх: «Мы разобьемся!»

«Прошу всех оставаться в амортизаторах, — сказала женщина-пилот. — Не отстегивайте поясов и, пожалуйста, следите, чтобы руки и ноги оставались в пределах койки, иначе их может повредить о закраину. Гель придуман не зря. Через пару минут мы спустим вас на поверхность».

Ее натужное, искусственное спокойствие ужасало Элви сильнее, чем испугал бы плач и визг. Эта женщина, как могла, сдерживала панику среди пассажиров. Она бы не стала так стараться, если бы для паники не было причин.

Вес тела опять сместился влево, потом вернулся обратно, а потом Элви стала легкой — челнок снижался. Казалось, падение длилось вечно. Дребезжание и визг усилились до пронзительного воя. Элви закрыла глаза.

— Все будет хорошо, — сказала она себе, — все в порядке.

Удар расколол челнок, как молоток раскалывает хвост омара. Она успела заметить незнакомые звезды в чужом небе, а потом сознание выключилось, словно Бог повернул рубильник.

Несколько столетий назад европейцы пробирались в опустошенную чумой скорлупу Америки на деревянных корабликах под огромными полотняными парусами, доверяясь ветрам и искусству моряков в надежде попасть из знакомого мира в тот, который тогда называли Новым Светом. На целых шесть месяцев религиозные фанатики, авантюристы и отчаявшиеся бедняки отдавались беспощадным волнам Атлантического океана.

Восемнадцать месяцев назад Элви Окойе вылетела со станции Церера по контракту с «Роял-Чартер-Энерджи». «Эдвард Израэль» был большим кораблем. Когда-то, почти три поколения назад, он нес колонистов к Поясу и в систему Юпитера. Когда прилив схлынул и напор экспансии достиг естественных пределов, «Израэль» переоборудовали под водовозное судно. Век колониализма миновал, романтика свободы уступила место будничной жизни — для которой требовались воздух, вода, пища. Десятилетия корабль служил рабочей лошадкой Солнечной системы — а потом открылась «Станция колец». И снова все переменилось. На верфях Буша на станции Тихо уже строилось новое поколение колонистских кораблей, но переоборудовать «Израэль» вышло быстрее.

Впервые ступив на борт, Элви ощутила удивление, надежду и волнение, прислушавшись к гулу вентиляции, увидев изгибы несовременно выглядевших коридоров. Снова настал век приключений, и старый вояка вернулся, наточив меч и до блеска начистив доспехи. Элви понимала, что проецирует на корабль собственные переживания, что такое ощущение говорит не столько о состоянии корабля, сколько о состоянии ее ума, но чувство от этого не тускнело. «Эдвард Израэль» снова стал кораблем колонистов, его трюмы наполнились деталями сборных домов и атмосферными зондами, фабричным оборудованием и рассеивающими фемтоскопами. На корабле летели группы научников и картографов, геологи, гидрологи и прочие, в том числе группа Элви — космозоологи. Докторов здесь было на целый университет, профессоров — на государственную лабораторию. Тысяча человек, считая команду и колонистов.

Летающий город, корабль пилигримов, направляющийся к скалам Плимута, дарвиновский «Бигль» — все в одном. Это было величайшее и прекраснейшее из всех странствий человечества, и Элви заслужила себе место среди направляющихся в экспедицию экзобиологов. Не удивительно, что ей казалось, будто металлокерамика корабля лучится радостью, — вполне простительная иллюзия.

И над всем этим властвовал губернатор Трайинг.

За те месяцы, когда они разгонялись и тормозили, медленно, опасливо проходили сквозь кольца и снова разгонялись и тормозили, Элви видела его несколько раз. И только перед посадкой ей удалось поговорить с губернатором.

Трайинг был легким человеком. Своей кожей цвета черного дерева и белоснежными волосами он напоминал Элви ее дядюшек, а его легкая улыбка ободряла и успокаивала. Элви сидела на обзорной палубе, уверяя себя, что экраны с высоким разрешением — настоящие окна на планету, что свет ее незнакомого солнца в самом деле отражается от широких мутных морей и высоких ледяных облаков и попадает прямо ей в глаза, хотя гравитация торможения доказывала, что корабль еще не вышел на свободную орбиту. Зрелище было удивительным и прекрасным. Один огромный океан с россыпью островов. Большой материк, уютно развалившийся на половине полушария, широкий у экватора и заостряющийся к северу и к югу. Официально этот мир назывался Четвертый Разведчик «Беринга» в память о зонде, впервые установившем его существование. Но в коридорах, кафетериях и тренажерных залах все звали его Новой Террой. Значит, не ее одну захватила романтика.

— О чем задумались, доктор Окойе? — мягко спросил Трайинг, и Элви подскочила. Не заметила, как он вошел. Не видела, что он стоит рядом. Следовало бы поклониться или ответить по форме, но он смотрел так мягко, с таким юмором, что она расслабилась.

— Думаю, заслужила ли я это все, — сказала Элви. — Ведь я скоро увижу первую действительно внеземную биосферу. Узнаю об эволюции такое, что до сих пор считалось непознаваемым. Наверное, в прошлой жизни я была очень-очень хорошей.

На экранах блистала золотом, синевой и всеми оттенками коричневого Новая Терра. Высотные атмосферные вихри закрыли зеленоватыми облаками половину планеты. Элви потянулась к ней. Губернатор хихикнул.

— Вы прославитесь, — сказал он.

Элви моргнула и закашлялась от смеха.

— А ведь, пожалуй, и правда, — сказала она. — Мы делаем такое, чего человечество еще не пробовало.

— Отчасти, — согласился Трайинг, — а отчасти и такое, чем занимались всегда. Надеюсь, история будет к нам снисходительна.

Она не совсем его поняла, но переспросить не успела, потому что вошел Адольфус Мартри. Этот худенький человечек с холодными голубыми глазами возглавлял службу безопасности и был тверд и эффективен — полная противоположность «доброму дядюшке» Трайингу. Мужчины вышли вместе, оставив Элви наедине с миром, который ей предстояло исследовать.

Тяжелый челнок был не меньше иных кораблей, на которых приходилось летать Элви. На планете для него пришлось выстроить космодром. Челнок нес первые пятьдесят строений, основное оборудование лабораторий и — самое главное — жесткий купол периметра.

Элви просочилась по забитым коридорам челнока, руководствуясь указаниями ручного терминала, который привел ее к отведенной ей койке. Когда на Марсе основывались первые колонии, жесткий купол был вопросом жизни и смерти. Он удерживал воздух и отсекал излучение. На Новой Терре речь шла о предотвращении загрязнений. Лицензия, полученная РЧЭ, требовала, чтобы присутствие корпорации по возможности не оставило следа на планете. Зная, что там уже живут люди, Элви надеялась, что они постарались не потревожить свой участок, — в ином случае сложно будет разобраться во взаимодействии местных организмов с привнесенными извне. А то и просто невозможно.

— Ты волнуешься?

Фаиз Саркис сидел на койке-амортизаторе, застегивая широкие пояса вокруг талии и груди. Он вырос на Марсе и был высоким, худым и большеголовым, как все обитатели легких миров. В амортизаторе Фаиз, судя по всему, чувствовал себя как дома. Только теперь Элви заметила, что ручной терминал привел ее на место. Она села, гель обхватил бедра и нижнюю часть спины. Ей всегда хотелось сидеть в койке — как ребенку в мелком бассейне. Когда погружаешься в гель, начинает казаться, будто тебя засасывает.