— Просто думаю о будущем, — ответила она, заставив себя лечь. — Много работы предстоит.
— Знаю, — вздохнул Фаиз. — Кончились каникулы. Теперь придется отрабатывать свой хлеб. А все же неплохо покатались. То есть если не считать разгона при полном g.
— На Новой Терре, как ты помнишь, даже немножко больше.
— И не напоминай, — протянул он. — И чего бы нам было не начать с какой-нибудь пробковой планетки с пристойной гравитацией?
— Так жребий пал, — усмехнулась Элви.
— Ну, как только он падет на планету вроде Марса, я переведусь.
— Вместе с половиной Марса.
— Что я, не понимаю? Мне бы что-нибудь с нормальной атмосферой. И с магнитным полем, чтобы не пришлось зарываться в кротовьи норы. Это будет как окончание проекта терраформирования, если бы я до него дожил.
Элви засмеялась. Фаиз числился в геологической и гидрологической группах. Он учился в лучших из внеземных университетов, и за время знакомства Элви успела понять, что его донимали такие же страхи и восторги, как ее, — если не больше. Подошел Эрик Вандерверт, устроился в койке рядом с Элви. Та вежливо улыбнулась ему. За полтора года пути от Цереры между сотрудниками разных групп успело завязаться сколько угодно романтических или хотя бы сексуальных отношений. Элви в них не впутывалась. Она давно поняла, что сочетание работы и секса дает ядовитую и нестабильную смесь.
Эрик кивнул Фаизу и переключился на нее.
— Волнительно, — сказал он.
— Да, — отозвалась она, а Фаиз в своей койке закатил глаза.
Мимо, пробираясь между амортизаторами, прошел Мартри. Его глаза бегали по койкам, поясам, лицам приготовившихся к спуску людей. Элви ему улыбнулась, и он коротко кивнул в ответ. Не враждебно, просто по-деловому. Она видела, как он смерил ее взглядом. Не мужским — скорее, как грузчик проверяет, включены ли магнитные крепления у контейнера, установленного в трюме. Очевидно, удостоверившись, что она правильно пристегнулась, Мартри еще раз кивнул и двинулся дальше. Едва он скрылся, Фаиз захихикал.
— Бедняга на стенку лезет. — Он кивнул вслед Мартри.
— Да ну?
— Он же полтора года нами вертел, так? А теперь мы высаживаемся. А ему — оставаться на орбите. Парень уверен, что мы все поубиваемся у него на глазах.
— Ему хоть не все равно, — заметила Элви. — Тем он мне и нравится.
— Тебе все нравятся, — поддразнил Фаиз. — Это твое больное место.
— А тебе — никто.
— А это — мое, — усмехнулся он.
После звукового сигнала включилась система общего оповещения.
— Леди и джентльмены, меня зовут Патриция Сильва. Я пилот этой молочной тележки.
Из коек раздался дружный смех.
— Мы отстыкуемся от «Израэля» где-то через десять минут и совершим посадку примерно через пятьдесят. Так что спустя час вам предстоит вдохнуть совершенно новый воздух. На борту у нас губернатор, так что мы позаботимся, чтобы все прошло гладко, — может, сорвем с него какой-нибудь бонус.
Все опять захихикали, даже пилот. Элви ухмыльнулась, Фаиз ответил ей тем же. Эрик прокашлялся.
— Ну, — с наигранным смирением произнес Фаиз, — мы прошли этот путь до конца. Остался последний шаг.
Она не могла определить, где болит. Боль была слишком велика, она занимала весь мир, поглощала все. Элви осознала, что видит что-то. То ли большую суставчатую крабью ногу, то ли сломанный строительный кран. За ним тянулась плоская равнина озерного дна. У основания конструкции земля становилась неровной. Элви представилось, как кран прополз по темному сухому дну — или рухнул на него. Ее измученный рассудок попытался сопоставить этот образ с обломками челнока, впрочем, безуспешно.
Искусственная конструкция. Руины. Какое-то загадочное строение чужой цивилизации, создавшей протомолекулу и кольца. Теперь оно пусто и заброшено. Элви вдруг ярко вспомнилась художественная выставка, которую она видела в детстве. Там было крупное изображение сброшенного в кювет велосипеда на фоне развалин Глазго. Вся катастрофа в одном образе, лаконичном и красноречивом, как стихотворение.
«Я хотя бы увидела, — подумала она. — Все-таки добралась сюда перед смертью».
Кто-то вытащил ее из разбитого челнока. Повернув голову, она разглядела желто-белые огни стройки и ряды лежащих на земле людей. Кто-то стоял. Кто-то ходил среди раненых и убитых. Она не узнавала ни лиц, ни манеры двигаться. За полтора года на «Израэле» она всех научилась узнавать с первого взгляда, а эти люди были незнакомыми. Значит, местные. Самозахватчики. Нелегалы. В воздухе пахло пылью пожара и тмином.
Видимо, у нее случился провал в памяти, потому что женщина возникла рядом словно в мгновенье ока. На руках у нее была кровь, лицо испачкано грязью и рвотой, чужими.
— Вам сделали перевязку, пока все в порядке. Я дам вам обезболивающее, и постарайтесь не двигаться, пока мы разберемся с вашей ногой, хорошо?
Она была красива суровой красотой. На темных щеках черные точки, разбросанные, как бусинки на вуали. Белые нити вплетаются в черные волны волос — словно лунные блики на воде. Только на Новой Терре не светила луна. Зато светили миллиарды незнакомых звезд.
— Хорошо? — повторила женщина.
— Хорошо, — отозвалась Элви.
— Скажите, с чем вы сейчас согласились?
— Не помню.
Женщина, мягко придерживая Элви за плечи, откинулась назад.
— Торре! Здесь надо будет сделать скан головы. Возможно, сотрясение.
Из темноты ей ответил другой голос — мужской:
— Да, доктор Мертон. Как только закончу с этим.
Доктор Мертон снова повернулась к Элви.
— Если я сейчас встану, вы полежите смирно, пока Торре до вас доберется?
— Да нет, не надо, я могла бы помочь, — сказала Элви.
— Наверняка могли бы, — вздохнула женщина. — Ну, хорошо, давайте его дождемся.
Из темноты выделилась новая тень. Элви по походке узнала Фаиза.
— Займитесь другими, я с ней посижу.
— Спасибо, — поблагодарила доктор Мертон и скрылась.
Фаиз, кряхтя, опустился наземь, поджал ноги. Волосы на его крупной голове ерошились во все стороны. Губы были плотно сжаты. Элви, не думая, взяла его за руку и ощутила, как он мгновенно отпрянул, прежде чем смириться с прикосновением ее пальцев.
— Что случилось? — спросила она.
— Взрыв на посадочной площадке.
— О! — Подумав, она добавила: — Это они?
— Нет. Нет, конечно, не они.
Элви попыталась обдумать услышанное. Если не они, как это могло случиться? Голова у нее прояснилась настолько, что она уже замечала, как путаются мысли. Неприятно, но, наверное, хороший признак.