Его голос к концу речи стал выше и тоньше, почти сорвался на крик. Хэвлок сжал ладони, прикусил губу.
— Тяжело вам, — сказала Наоми.
— Есть немножко, — признал он.
— Отпустите меня, и я замолвлю за вас словечко, — предложила она. — И Холден тогда не станет делать глупостей.
— Правда?
— От особенно глупых глупостей я его удержу, — заверила Наоми. — Хотя он может придумать какие-нибудь еще. Он на это мастак.
— Не могу, — сказал Хэвлок.
— Знаю.
Корабль вошел в тень планеты, палубы стонали и пощелкивали: пластины приспосабливались к перемене теплового излучения. Хэвлоку стало стыдно. Она — его пленница. Он — ее тюремщик. С какой стати ему потребовалось ее одобрение? Если Наоми сочтет его и его команду рвущимися к власти фашистами, убийцами детей, для него это ничего не изменит. Наоми снова мычала себе под нос. Уже другую песенку: протяжную, в миноре. Понемногу ее голос затих.
— Они были не единственные, — заговорила она, когда он разобрался с расписанием на неделю. — Они оказались в ловушке, когда разразилась катастрофа, но станцию закрыли еще до того. Банда гангстеров в краденом полицейском снаряжении подчинила себе всех, а кто не подчинялся, тех расстреливали. Так они готовились к катастрофе. Немногим удалось мимо них пройти.
— Правда? Кому же удалось?
Наоми пожала плечами.
— Мне.
Элви сидела на гребне, лицом на запад. Рассветный луч из-за спины подсвечивал крылышки тысяч бабочек или похожих на них существ. Прежде Элви таких не видела, а сегодня они заполнили воздух до высоты метров в двадцать. Огромная стая мелких животных. Или рой насекомых. Неизвестно, какие ярлыки прилепит в конце концов человечество к этому царству жизни. Для Элви они пока были бабочками.
Они двигались как стайки мальков: каждая сама по себе — и все вместе. Рой взрывался цветами: голубая, серебряная, алая, зеленая краски на миг складывались в узор и вновь распадались в хаосе переливов. Бабочки выстраивались в колонну, та вытягивалась в высоту, потом расширялась, становилась плоской. Все вдруг полетели к Элви, на миг она оказалась внутри роя, крылышки с ладонь величиной мягко задевали ее, шуршали, как падающий листок бумаги. Она вдохнула острый запах — как у мяты, но это была не мята. Улыбнувшись, Элви вскинула руки, радуясь красоте бабочек, а когда они пролетели, повернулась вслед. Стайка удалялась к югу, как бы стремясь к невидимой цели.
Элви встала и потянулась, поправила сумку для образцов на боку. Чувствуя тяжесть солнечных лучей на плечах и затылке, зашагала по пыльному, плотному как камень полю. На севере вставали руины, на их фоне Первая Посадка совсем терялась, скрытая изгибом горизонта и очертаниями холмов. Кругом не было ничего человеческого.
Здесь и там на земле остались бабочки. Возможно, мертвые — или спящие. Элви присела рядом с одной, вгляделась в яркую лазурь крылышек, в переплетение меди там, где ее тельце — то, что Элви принимала за таковое, — складывалось наподобие дверных петель. Надев перчатку, Элви подняла маленькое существо. Оно даже не трепетало. Мертвое животное сулило меньше биологической информации, но Элви все же надеялась, что бабочка мертва.
— Прости, маленькая, — сказала она на всякий случай, — это во имя науки.
Сунув образец в черный пакетик, она запечатала клапан и запустила коллекционную программу. Набор игл защелкал, тихо забормотал в сумке. Элви прищурилась на бело-голубой свод неба. В пятнадцати градусах над горизонтом плавала красная точка, такая яркая, что просвечивала сквозь тонкую прозелень облаков.
Сумка закашлялась, выдав сообщение об ошибке, с которым Элви еще не сталкивалась. Она достала свой терминал, подключила его к выходу коллекционной сумки. Данные предварительной обработки — настоящая каша. Она ощутила холодный укол страха глубоко в груди. Если сумка испортилась, запасную челнок с «Израэля» доставит не скоро. Она даже не помнила точно, есть ли такая в наборе инструментов, или все запасные пропали вместе с погибшим челноком. Перед ней призраком встала перспектива многих лет сбора данных вручную, ночных работ вивисектора — словно она снова стала студенткой. Элви вынула бабочку. Трупик остался почти таким же, каким был положен внутрь. Скрестив ноги, Элви села и запустила диагностику сумки. Она жевала губу, ожидая нового сообщения об ошибке.
Диагностика выдала: «Устройство работает нормально». Элви перевела взгляд с сумки на бабочку и снова на сумку. Вторая версия была не радостней первой. А то и страшнее. Подобрав мертвую бабочку, Элви быстро вернулась к домикам.
Она нашла Фанза в маленьком зеленом куполе, который тот соорудил на склоне пригорка — достаточно высоко, чтобы не смыло в дождь, но ниже продуваемого ветрами гребня. Фаиз сидел на табуретке, прислонившись к стене. На нем были рабочие штаны из полифибра, футболка и распахнутый банный халат. Он несколько дней не брился и казался старше из-за щетины на щеках.
— Это не животное, — сказала она, показав ладонь с бабочкой.
Фаиз вскочил, повалив табуретку.
— Рад тебя видеть.
— Тут не два биома [23] столкнулись. Тут три. Вот это… как бы его назвать? В нем вся химия и структура отличаются от ожидаемых…
— Тебя искала Люсия Мертон. Ты с ней не встретилась?
— Что? Нет… Смотри, это опять машина. Такая же, как… — она ткнула пальцем в низкую красную луну, — как там.
— Хорошо.
— Что если они на самом деле не из-за нас просыпаются? Если они присутствуют здесь постоянно? Это все усложняет.
Фаиз поскреб голову над левым ухом.
— Ты вроде бы чего-то хочешь, Элви, только я не пойму чего.
— Как я могу разобраться в этой планете, если на ней все время меняются правила? — Она сама заметила, что визжит. Сердито отбросила бабочку и тут же пожалела — бабочке, конечно, было все равно, но в этом движении сквозила какая-то жестокость. Фаиз коротко улыбнулся.
— Не стоит проповедовать перед церковным хором. Знаешь, чем я занимался все утро?
— Пил?
— Если бы… Разбирал данные мониторинга поверхности с «Израэля». На дальней стороне планеты есть цепь островов, заваленных метрическими тоннами вулканического дерьма.
Только вот я пока что не нашел на этой планете тектонических плит и разломов. Так какой черт изображает здесь вулканическую деятельность? А знаешь, над чем работает Микаэла?
— Нет.
— В ультрафиолетовом изучении, попадающем на поверхность, есть последовательность, напоминающая сигнал. Она не существует, пока луч не достигает экзосферы, а на поверхность приходит уже сложный и устойчивый паттерн. Откуда это берется, она не представляет. А у группы Садьям обнаружились вроде бы сложные молекулы со стабильными трансуранидами в составе.