Не давая ему вылезти, я подскочил и взмахом сабли снёс ему голову. Захлопнув люк, я задвинул засов.
Не дай бог снизу, вылезет ещё кто-нибудь из уцелевших. Ну что же, пора покинуть пиратский корабль. Нет, они мне задолжали. Я пробежал к развалинам капитанской каюты. Обшарил то, что осталось из мебели, под кроватью нашёл сундучок. Маленький, с виду он был довольно тяжёл. Я с трудом перетащил его в лодку. Кажется, ничего не забыл. Нет, надо на прощание устроить салют.
Я помчался к крюйт-камере, где хранился порох, выбил пробку из бочонка с порохом и, пятясь, посыпал им дорожку. Из трюма разносились удары и крики уцелевших пиратов. Небось крышку люка пытаются сорвать. Надо поторопиться, у них есть боевые топоры, дерево рубить ими несподручно, но можно. Я бросил бочонок, чиркнул кремнем; огонёк, шипя, весело потрескивая, побежал по дорожке.
Теперь и мне надо быстро делать ноги. Я по верёвке скользнул в лодку, саблей обрубил последнюю связь с кораблём и веслом оттолкнулся от судна.
Сев на вёсла, как мог быстрее стал отплывать подальше. Но не успел проплыть и ста метров – приблизительно половину до русского судна, как сзади рвануло. Поскольку я грёб спиной к русским, то картина взрыва была перед глазами.
Сначала из-под палубы вырвался столб пламени, судно вспухло изнутри, и во все стороны с грохотом полетели обломки. Меня на лодке изрядно подбросило, рядом начали падать доски, реи, непонятно ещё какой мусор. Жалкие остатки пиратского корабля пошли на дно. Я оглянулся, русское судно уже было недалеко. Слава богу, оттуда не стреляли. Подплыл к борту; судно сидело низко, видимо, было хорошо нагружено.
– Чего тебе, басурманин?
– Да какой я басурманин! Свой я, русский.
– А чего на пиратском судне был?
– В плену, родимые, вас увидел, да судно и взорвал.
– Как звать-величать тебя?
– Кожин, Юрий Кожин, бомбардир первой роты Преображенского полка.
На корабле пошушукались.
– Ну, лезь сюда.
С корабля сбросили шторм-трап. Я крикнул:
– И верёвку сбросьте!
Сбросили верёвку, на парусных судах этого добра хватало. Я отвязал сундучок, сверху потянули, и сундучок оказался на палубе. По трапу я шустро взобрался наверх. У борта стоял капитан и его помощник, несколько в отдалении – матросы. Всем было интересно узнать, как мне удалось взорвать пиратский корабль и, оставшись в живых, сбежать.
Я представился – главный бомбардир Преображенского полка Юрий Кожин. В Азовском походе Его Величества Петра Первого был пленён турками, бежал, добираюсь домой. Силою и обманом попал на пиратский корабль, прослужил две недели, завидев родной флаг, из пушки бомбою снёс кормовую надстройку и взорвал крюйт-камеру.
Капитан покачал головой.
– То, как разлетелась надстройка, мы видели. Поскольку в это время сами не стреляли, зело удивились, решив – несчастный случай, взорвалось у них что-то. А потом лодка отплыла и – взрыв. Неплохо землякам подсобил. Вишь, гружёны зело, осадка большая, ход малый. Помог, помог землякам, о чём царю-батюшке будет доложено. Да ты и сам скоро его увидишь, здесь он, в Голландии, учится корабельному делу. А что за сундучок сей?
– Трофей боевой, на саблю взятый. У меня же отобрали оружие, деньги, расписку банка.
– Давай посмотрим.
Капитан подозвал матроса, тот живо топориком сломал замок и поддел крышку. Сверху лежала моя банковская расписка на сданные для хранения картины, а под ней – золотые монеты, перстни, колье и прочие золотые изделия.
– Неплохой трофей! Не беспокойся, боевой трофей – дело неприкосновенное, нешто мы не понимаем, настрадался в плену, знаем, как православным нелегко у басурман. Иди, отдыхай, место и матрац тебе отведут. Сундучок покамест у меня в каюте храниться будет.
Мне отвели место на нижней палубе, дали матрац; я без сил упал и заснул. Я на Родине, пусть это и не земля, но русское судно. Я вернулся!
К исходу дня мы заходили в порт Амстердама. В бухте также было полно кораблей, среди них было и судно с российским флагом. Мы пришвартовались к нему, перекинули сходни.
Навстречу вышел капитан.
– Доставили груз?
– Так точно.
– Благополучно? А то Пётр Алексеевич справлялся уже.
– Недалеко отсель судно каперское напало, с божьей помощью отбились, вот человек помог, пиратов взорвал, говорит – бомбардир Преображенского полка, из плена бежал.
– А вот мы доложим Петру Алексеевичу, посмотрим, какой он бомбардир.
Меня проводили по сходням на другой корабль, подвели к каюте.
Капитан постучал и вошёл. Через несколько минут вышел Петр I, за ним капитан и несколько офицеров.
– Который?
Капитан указал на меня.
Пётр подошёл, вгляделся.
– Что-то не признаю.
Да и как меня было узнать, в рваной одежде, похудевшего, с ссадинами на лице.
– Кожин я, Ваше Величество.
Пётр поморщился:
– Называй меня герр Питер.
Постоял, вспоминая.
– Ты бомбардиром был, в первой роте, на учениях всем нос утёр, в первый поход на Азов ходил, так?
Я облегчённо вздохнул:
– Так, герр Питер.
Пётр сам обрадовался тому, что вспомнил.
– Ты мне ещё советовал пушки бронзовые делать, а не чугунные.
– Истинно так, государь.
– Рассказывай, как в плен попал, как освободился.
Я коротко пересказал историю пленения, работу в Крымском ханстве, побег, долгую дорогу домой. Пока я рассказывал, Пётр то хмурился, то хохотал.
– Изрядно тебе досталось. Сколько же тебя дома не было?
– Без малого два года.
– Молодец! – Петр хлопнул меня по плечу. – Давай выпьем за твоё счастливое возвращение. – Он обернулся назад, прислуга уже наливала вино в здоровенные кубки. Пётр чокнулся со мной, пожелав многие лета, и выпил. Пришлось последовать его примеру, хотя одолеть литровую ёмкость махом было непросто.
– Жалую тебя ста рублями и отдыхом от службы на два года. После плена завсегда давали отдых, дабы поправиться. Да, а что там с кораблём, мне докладывали, ты пиратское судно взорвал?
– Да, государь.
Я в красках пересказал последнее моё приключение. Вокруг незаметно собралось кольцо из благодарных слушателей. И все внимательно слушали, а капитан подобравшего меня судна кивал, подтверждая сказанное. Когда я окончил рассказ, Пётр воскликнул:
– Герой! Повеселил ты нас сегодня, в сердце моём гордость за сынов Отечества, не посрамивших русский флаг. Ещё вина герою!