Он свернул на бывший газон. Огляделся по сторонам. Никого. Белое безмолвие. На тысячи верст – ни единой живой души. Лишь скудно горят фонари, холодные и отрешенные, словно снизошедшие к земле звезды.
Загребая ногами снег, Дима пошел в произвольном направлении. На ровном белом покрывале отпечатались его неряшливые следы, но это не имело ни малейшего значения: к утру снегопад и метель снова выровняют поверхность.
«Если ходить всю ночь, то не замерзну», – думал Дима. Но постепенно ему становилось все страшнее: призрак убийственного холода брел за ним по пятам, точно голодный волк за умирающим человеком в рассказе Джека Лондона.
Дима сказал себе: «Какие глупости!» Он находится в центре Петербурга, в маленьком городском парке, а не где-нибудь там на Аляске. Вокруг – цивилизация.
Да, но… где она? Ничего, кроме белого покрывала. Точнее – синюшного в свете фонарей. Завораживающе прекрасного, с крохотными алмазиками. Какое расточительство – все эти снежинки, неповторимые, тончайшие произведения небесной кружевницы; смятые, стиснутые, они лежат все вместе, образуя нечто еще более прекрасное: толщу снега с невесомой каймой, колеблющейся под равнодушными вздохами ветра.
Дима сделал еще шаг, ломая мириады сокровищ, и вдруг провалился: скрытая яма захватила его ступню и больно вывернула ее. Дима рухнул на снег и завыл. Несколько минут он приходил в себя после приступа ошеломляющей боли, а затем решился – выдернул ногу из ловушки.
Перед глазами скакали огненные шары, на мгновение Диму даже бросило в жар. Судя по боли – в самом лучшем случае вывих стопы, но вероятнее – перелом. Интересно, удастся ли встать?
Времени, к счастью, было навалом. Можно полежать и собраться с духом. Дима устроился на мягком снегу поудобнее и стал ждать, пока боль утихнет хотя бы немного. Снег сыпался с неба, завораживая взор, и оседал на ресницах. «Если глаза залепит, можно будет смотреть как сквозь калейдоскоп…» – думал Дима рассеянно.
Он вдруг заснул и был вырван из сна резким приступом боли: должно быть, неловко повернулся.
– Боже! – вскрикнул Дима, чувствуя, как ледяной холод проник во все его жилы. – Я замерзну!
Он перевернулся, встал на четвереньки. Больная нога отказывалась служить. Она как будто приняла самостоятельное решение – отделиться от тела и существовать по собственному разумению. Это было похоже на подлое предательство с ее стороны.
Дима двинулся вперед на четвереньках. Получалось медленно, больно и как-то унизительно. Он сел.
– Не буду спать – вот и не замерзну, – сказал он.
И тут он впервые увидел в парке человека. Даже странно, что он не заметил эту девушку раньше, потому что она стояла совсем близко от него. Она была невысокая и вся удивительно кругленькая. Это угадывалось даже под беленькой лохматенькой шубкой. Шапочка у девушки была тоже белая и совершенно легкомысленная, прикрывающая только макушку. Светлые волосы забраны в хвостик, на шее – бело-красный полосатый шарф. И, кажется, еще сапожки красные.
– Привет, – сказала она и присела рядом на корточки. – А ты что тут делаешь?
– Гуляю, – ответил Дима.
Она призадумалась.
– По-моему, холодно, – сказала она наконец.
– По-моему, тоже, – согласился Дима. – А ты здесь для чего?
– Ну… я живу поблизости, – отозвалась она и подхватила уголком рта кончики волос, связанных в пучок.
– Не жуй волосы, – сказал Дима машинально.
– Дурная привычка. – Она качнула головой. – Прости, ладно?
Дима кивнул.
– Меня зовут Дима. Я повредил ногу. Вообще-то я художник. Точнее, пытаюсь им быть.
– Я тоже рисую… всю жизнь, – сказала девушка. – Ну надо же! А что ты делаешь в парке ночью?
– Жду рассвета, – мрачно пробурчал Дима. – Попробую добраться до больницы. Говорят тебе, я повредил ногу. Потому и идти не могу.
– Так и будешь тут сидеть? – Девушка задумчиво провела пальцем по щеке. – Всю жизнь? Странно…
– Ты сама какая-то странная…
– Я тоже художница, – сказала она. – Хочешь посмотреть?
Она вытащила из кармана шубки блокнот. Дима положил его на колени, усилием воли заставил себя избавиться от рукавиц и, теряя последнее тепло, начал листать. Там были сплошь цветы: настоящие и фантастические. Дима закрыл последнюю страницу, поднял глаза.
Девушка, чуть пританцовывая на снегу, смотрела на него доверчиво.
– Понравилось?
– Ну… да, – сказал Дима. На самом деле он не знал, что сказать. – Ты с натуры рисуешь?
Она кивнула.
– Таких цветов не бывает, – заметил Дима.
– Смотря что считать натурой, – возразила девушка.
Дима снова натянул рукавицы. Теперь они были тоже стылые. Он вздрогнул, и девушка заметила это.
– Что с тобой?
– Замерз.
Она зачем-то огляделась по сторонам и подсела к Диме вплотную.
– Я буду на тебя дышать.
И она действительно принялась дышать, старательно, изо всех сил выдувая из себя тепло. Затем посмотрела на Диму выжидательно:
– Ну как? Согрелся?
– Немного, – соврал он и тут понял, что вовсе не соврал: ему действительно стало чуть теплее.
– Будем рисовать, – предложила она. – Бери блокнот. Там еще полно места.
Дима, сам себе удивляясь, послушался. Девушка сунула ему карандашик.
– Что рисовать? – спросил он.
– Что-нибудь приятное. Ты любишь собак?
Дима нарисовал несколько мультяшных собачек. Девушка бегала вокруг, кричала: «Как здорово!», смеялась и время от времени хлопала Диму руками по плечам и спине, чтобы «согревалась кровь», как она объясняла. Ей нравилось все, что он ни рисовал. Она восхищалась им самим, его вымученными шутками и, казалось, была абсолютно счастлива – хотя с чего бы?
Диме наконец надоело рисовать. Он вернул девушке блокнот и попросил:
– Обними меня.
Она окутала его своей шубкой и прижалась к нему тесно-тесно. Она была горяченькая, как зверек, и дрожь постепенно перестала сотрясать Димино исстрадавшееся тело.
«Я не должен спать, – заклинал себя Дима. – Не исключено, что эта девчонка мне только грезится. Я засну и больше не проснусь… Я не должен спать на морозе…»
И все-таки он заснул.
Разбудил его телефонный звонок. В кармане куртки сотрясалась и обиженно вопила трубка. Негнущимися пальцами Дима вытащил ее и поднес к уху.
В трубке плакала Чепрунова.
– Димка, Димка… – твердила она. – Что ты не позвонил? Я всю ночь реву, жду тебя…
– Я… – хрипло начал Дима и замолчал, не в силах продолжать вот так, сразу.