– А почему сейчас? – Рязанчик не мог скрыть своего любопытства.
– Год прошел. – Обложку продолжало мотать, хотя никакого ветра уже не было. Это жутко раздражало, и Толик прикрыл ее сверху ладонью. – Нужно всех предупредить. Пошли в школу, спишем из журнала адреса и всех обойдем.
Карасев дернулся идти, Верка вслед за ним сделала шаг, но Рязанчик покачал головой.
– Полная ерунда, – фыркнул он. – Что за бред! При чем здесь тогда кот? Мы что, черных котов вызывали? Нет. У него был кот, и мы его извели? Опять нет. Да тебя сразу в психушку посадят, как только ты Маргарите все это расскажешь!
– Зачем я ей буду что-то рассказывать? – насторожился Толик. – Мы и сами все сделаем.
Хотя больше всего ему сейчас хотелось пойти к отцу. Это был единственный человек, который сейчас мог ему помочь. Но отец придет домой не скоро, да и не хотелось посвящать его в дела годовой давности.
– Этот кот просто бешеный, – стал заводиться Рязанчик. – В ветеринарку надо сообщить, пусть они его ловят. А Швабре по темным подъездам не стоит шляться, никто на нее нападать не будет!
Произнеся эту тираду, Костян выдохнул и смахнул со лба воображаемый пот.
– Ладно! – Толик подхватил книжку и повлек за собой Зиму. – Без тебя разберемся. Бешеный так бешеный. Значит, на Верку он больше не нападет. Шел бы ты, Рязанов, домой. Мы тут сами все решим.
Рязанчик скорчил обиженную мину и зашагал прочь со двора.
– Ну, ты как? – глянул Карасев на замершую Верку.
Швабра несколько раз мигнула, как сова, и тяжело опустилась на лавку.
– Их всех кот убил? – хриплым голосом спросила она.
– Какой кот? – разозлился Толик. – Это же не тигр и не лев! Как он может человека убить?
– Но птиц-то он ловит, – жалобно всхлипнула Швабра.
– Сравнила! Пошли, я тебя домой провожу! У меня еще своих дел невпроворот. – Карасев вспомнил, что не сходил еще в магазин за молоком для Настьки.
Проводив Верку до дома и велев ей никуда одной из квартиры не выходить, Толик помчался в магазин.
Но молоко домой он так и не донес…
Ноги сами собой принесли его во двор, где жила Мелкая. Он покрутился вокруг гаражей, посидел на лавочке. Двор был подозрительно безлюден и тих. Потом незаметно для себя он вошел в проклятый подъезд, скрипучий лифт поднял его на последний этаж.
Дверь на чердак была все так же закрыта на сломанный замок. Под дверью виднелась немалая щель. Толик пригляделся и увидел то, чего не заметил до этого в спешке. Когда-то эта щель была заколочена – остался след и дырочки от гвоздей.
Значит, кому-то нужна была не только быстро и легко открывающаяся дверь, но и широкая щель.
Карасев пошуршал пакетом. Очень уж ему все это не нравилось. Захотелось срочно привести сюда какого-нибудь взрослого и все рассказать. Пускай сами заколачивают дверь, вешают новый замок и гоняются за черными котами.
Он даже спустился на пару ступенек вниз.
На чердаке что-то завыло, в щель потянуло сквозняком, дверь шевельнулась, звякнув замком.
И Толик вернулся.
Взрослому придется все рассказывать. А что ему скажешь? Что мертвый кот ожил и пошел разбирать на запчасти учеников 7-го «А»?
Царапины на руке запульсировали. Пальцы сами потянулись к замку. Дверь бесшумно распахнулась.
Кот лежал справа от порога. Голова его была вывернута. Безжизненный взгляд устремлен в пустоту.
Карасев несколько раз моргнул, потом не выдержал и протер глаза.
Кот остался на месте.
Толик вышел и в сердцах хлопнул дверью.
Смотреть нужно было внимательней! Кот наверняка тут так и лежал.
– Что ж вы тут ходите-то все!
В дверях последней квартиры на последнем этаже стояла тщедушная бабка и грозила Толику кулаком.
– Все дверью-то хлопаете! – Бабка сверлила Толика взглядом и, казалось, уже сделала в нем дырку. – В следующий раз вызову милицию! А эту дверь кирпичами заложат!
Прижимая к груди пакет, Карасев медленно отступал. Проходя мимо грозной бабки, он бросил последний взгляд на дверь. Из-под щели показалась черная голова. Его глаза встретились с внимательным зеленым глазом.
Дальше он мчался по лестнице, не оглядываясь и ни о чем не думая.
Только когда за спиной хлопнула входная дверь, он смог перевести дух. В себя он пришел, когда от проклятого дома его скрыли гаражи.
В голове все путалось.
Ошибки быть не могло. Он собственными глазами видел кота с вывернутой головой. А потом видел, как этот же самый кот лез из-под двери.
Карасев поежился.
– Черт! Черт! Черт! – прошептал он и стукнулся затылком о гулкое железо гаража, около которого стоял. – Вот влип…
Железо продолжало гулко отдавать обратно удар, поэтому Толик не сразу расслышал хриплый шепот.
Кровь бешено стучала у него в голове, все вокруг плыло, а в уши настойчиво лез чей-то голос.
– Шерстка мяконькая, глазки светленькие, хвост пушистенький. Покушай, котик, покушай, ласковый.
Потом раздалось недовольное «мяу», и по асфальту что-то покатилось.
– Как не получилось? – рявкнул хорошо знакомый и давно забытый голос. – Она жива?
На мгновение Толик забыл, как дышать. По телу пробежали холодные мурашки. Он увидел себя стоящим у доски.
– Так чем прямая пропорция отличается от обратной? – зло спрашивал тот же голос.
– Прямая пропорция – это такая пропорция, при которой… – лепечет Толик и путается окончательно. Все пропорции ссыпаются у него в кучу, и он тяжело вздыхает.
– Два! – взвизгивает учитель.
– Как? – раздается за гаражом.
Стараясь не звенеть бутылочками, Карасев опустился на карачки и заглянул за угол.
Сцена повторялась.
Кот сидел на земле, подобрав хвостик и лапки. Перед ним стояло блюдце. Человек в плаще и в шляпе наливал в блюдце молоко. Кот не спеша лакал его, недовольно дергая головой, когда его гладили.
– Тебе помешали? – пробормотал обладатель знакомого голоса. – Мальчишка? Я его знаю? – Рука на секунду замерла. – Хорошо. Они все обречены, поэтому не имеет значения, с кого начинать. Пускай следующим будет он. – Мужчина хихикнул. – Анатолий Карасев. Ты сам его найдешь.
Кот облизал блюдце и медленно поднялся.
Карасев напрягся. Он сидел за гаражом, прокручивая в голове слова незнакомца в шляпе.
Все обречены…
Следующим будет он…
– Погодите, – Толик вскочил. – Как это «следующим»? Это что за шутки?
Он выбежал из-за гаража, но уже никого не увидел. На асфальте виднелась белая лужица – только что здесь пролили молоко.