На следующее утро по телевизору сказали, что жителям нашего района советуют эвакуировать имущество: мы, мол, находимся в зоне высокого риска.
– Чушь собачья! – рассердился Питер. – Нам пожары не страшны. Мы стоим на возвышенности, а вокруг со всех сторон ручей.
В хорошие времена ручей этот бывал четырех, а то и пяти футов в глубину. Но сейчас – не глубже фута… ну, в лучшем случае двух.
К вечеру потянуло гарью, а телевизор и радио уже в один голос увещевали нас уносить ноги, пока не поздно. Мы с Питером улыбнулись, переглянулись, хлопнули по пиву и рассказали друг другу, какие мы молодцы: прекрасно держимся в трудной ситуации, не паникуем, не рвем на себе волосы и никуда не бежим.
– Что-то мы слишком расслабились, – заметил я. – То есть не мы с тобой, а вообще люди. Человечество. Собственными глазами видим, как в августе листья на деревьях плавятся, и все равно не верим, что в мире может что-то измениться. Думаем, наша власть вечна.
– Ничто не вечно, – пробормотал Питер, налил себе еще пива и рассказал мне, как один его друг там, в Австралии, спас свою ферму от степного пожара: ходил повсюду, высматривал очажки и заливал пивом, пока они еще маленькие.
Огонь ворвался в нашу долину, как светопреставление, и мы поняли, как мало проку будет от ручья. Горел даже воздух.
Тут, наконец, мы побежали. Мы кубарем слетели с холма, кашляя в удушливом дыму, добежали до ручья и легли на дно – над водой остались только головы.
И сквозь завесу пламени и дыма мы увидели, как они рождаются прямо из языков огня, и поднимаются ввысь, и летят. Глядя, как они выискивают себе корм среди пылающих развалин дома на холме, я подумал: до чего же похожи на птиц! Одна из них подняла голову и испустила торжествующий крик. Я услышал его сквозь треск горящих листьев, сквозь рев огня. Я услышал крик феникса и понял: ничто не вечно.
И когда вода в ручье закипела, сотни огненных птиц взмыли в небеса.
Сказка сентября
У моей матери был перстень в виде львиной головы. С его помощью она творила всякие мелкие чудеса: находила места для парковки, подгоняла очередь в супермаркете, мирила разругавшихся влюбленных за соседним столом, ну и прочее в том же духе. Умирая, она оставила перстень мне.
В первый раз я потерял его в кафе. Кажется, я нервничал и крутил его на пальце – то сниму, то надену, то опять сниму. Потом я про него забыл, а когда пришел домой, обнаружил, что его уже нет.
Я вернулся в кафе, но там его не было и в помине.
Через несколько дней мне вернул его какой-то таксист. Он нашел перстень на тротуаре у входа в кафе. Моя мать, сказал он, явилась ему во сне и дала мой адрес и свой секретный старинный рецепт чизкейка.
Во второй раз я потерял перстень на мосту. Я стоял, перегнувшись через перила, и от нечего делать швырял в реку шишки. Мне казалось, перстень сидит на пальце очень плотно, но каким-то образом он соскользнул и полетел в воду вместе с шишкой. Я видел, как он описал в воздухе дугу. Я слышал, как громко чавкнул под его тяжестью темный ил невдалеке от берега. И видел, как над ним сомкнулась вода.
Спустя неделю я купил лосося у одного рыбака, с которым свел знакомство в пабе. Я своими руками взял рыбину из холодильника в прицепе его обшарпанного зеленого фургона. Принес домой и стал готовить праздничный обед: у меня был день рождения. Когда я вскрыл лососю брюхо, мамин львиный перстень выкатился из него на стол, целый и невредимый.
В третий раз я потерял его у себя на заднем дворе. Я загорал и читал книгу. Дело было в августе. Перстень лежал рядом на полотенце, вместе с солнечными очками и лосьоном для загара. Вдруг, откуда ни возьмись, прилетела какая-то птица, довольно крупная. Думаю, это была сорока или галка, но я могу ошибаться. Так или иначе, кто-то из врановых. В общем, она схватила мамин перстень и унесла его в клюве.
Той же ночью его вернуло мне огородное пугало, оживленное (честно сказать, на тяп-ляп) какой-то неведомой силой. Сердце у меня так и ухнуло в пятки, когда я его увидел у себя на пороге. Еще с минуту пугало стояло неподвижно в свете фонаря. Потом протянуло мне руку – набитую соломой перчатку. На ладони лежал перстень. Как только я взял его, пугало развернулось и побрело обратно во тьму.
Я посмотрел на перстень и сказал себе: «Бывают вещи, за которые лучше не цепляться».
На следующее утро я положил его в бардачок своей старой машины. Отогнал ее на станцию утилизации и с удовольствием полюбовался, как машина превращается в металлический куб размером со старый телевизор. Куб погрузили в контейнер и отправили в Румынию на переплавку.
В начале сентября я закрыл свой банковский счет, переехал в Бразилию и устроился на работу веб-дизайнером под вымышленным именем.
Пока что о мамином перстне ни слуху ни духу. Но иногда я просыпаюсь среди ночи в холодном поту, с бешено бьющимся сердцем, и гоню от себя мысли о том, каким способом она вернет мне его снова.
Сказка октября
– Ух, хорошо! – потянулся я, разминая затекшую шею.
«Хорошо» – это я поскромничал. Превосходно! Я со счету сбился, сколько лет просидел сплюснутый в этой лампе. Думал уже, ее больше никогда никто не потрет.
– Да ты же джинн! – заявила мне юная дева с полировочной тряпочкой в руке.
– Джинн, – подтвердил я. – А ты просто умница, лапочка. Как ты догадалась?
– Ты появился в облаке дыма, – объяснила она. – И выглядишь как джинн. У тебя тюрбан и туфли с острыми носами.
Я скрестил руки на груди и моргнул. На мне появились синие джинсы, серые кроссовки и линялый серый свитер: мужская униформа для этого времени и места. Я приложил руку ко лбу и склонился в глубоком поклоне.
– Я – гений лампы! – возвестил я. – Возрадуйся, о счастливица, ибо в моей власти исполнить три твоих желания. Только давай без этих фокусов насчет «я желаю еще три желания». Я так не работаю. Только желание зря потратишь. Ну всё, давай, не тяни время.
И я опять скрестил руки на груди.
– Нет, – сказала она. – То есть спасибо, конечно, и все такое, но мне ничего не надо. Мне и так хорошо.
– Душечка моя, – сказал я. – Лапочка. Сладкая моя птичка. Ты, наверно, недослышала. Я – джинн. Я могу исполнить любые твои три желания. Любые, ты понимаешь? Когда-нибудь мечтала летать? Я могу дать тебе крылья. Хочешь стать богаче этого вашего Креза? Хочешь править миром? Ты только скажи. Три желания, слышишь? Какие угодно.
– Да нет же, – сказала она. – Спасибо, но мне не надо. Хочешь чего-нибудь выпить? За столько лет в этой лампе у тебя, наверно, в горле пересохло. Вина? Воды? Чаю?
– Ох… – Теперь, когда она это сказала, я понял, что и вправду страшно хочу пить. – А мятный чай у тебя есть?
Она заварила мне мятного чаю в чайнике, как две капли воды похожем на ту самую лампу, в которой я просидел последнюю тысячу лет.