Тень с любопытством посмотрел на него с высоты своего роста.
– Слушай, Олли, мне просто интересно, как ты собираешься заставить меня туда залезть? Пистолета у тебя нет. И вообще, ты же вдвое меньше меня! Мне ничего не стоит свернуть тебе шею.
– Я не дурак, – сказал Оливер. – И не такой уж и плохой человек. Не скажу, что я такой уж хороший, но все-таки не злодей. Так, серединка на половинку. Я сделал то, что сделал, не удовольствия ради, а просто из ревности. Но все равно я бы сюда не пришел, будь я один. Это ведь храм Черного Пса, ты понимаешь? Такие места, как это, – самые первые храмы. Те, что были до всех этих стоунхенджей и стоячих камней. И тем, кто в них обитал, люди поклонялись и приносили жертвы. Их боялись. Их молили о пощаде. Всех этих черных псов, понимаешь? Тех, что предвещают смерть, и похищают души, и бегают с Дикой Охотой. Они были здесь испокон веков – и они до сих пор стоят на страже.
– Ударь его камнем, – снова раздался голос Кэсси. – Давай же, не тяни! Прошу тебя, Тень, пожалуйста!
Коридор, в котором они стояли, вдавался в склон неглубоко – эдакая рукотворная пещерка, облицованная камнем. На древний храм было совсем непохоже. Да и на врата преисподней, если уж на то пошло. Силуэт Оливера чернел на фоне предрассветного неба. Как всегда мягким, неизменно вежливым голосом коротышка произнес:
– Он – во мне. А я – в нем.
Черный пес перегородил входной проем, отрезая путь наружу. Тень сразу понял, что эта тварь – не настоящая собака. Глаза ее светились в темноте зеленоватым гнилушечным огнем. Волк в сравнении с нею показался бы таким же маленьким и безобидным, как рысь – рядом с тигром. Совершенный хищник, воплощенная опасность и угроза, пес возвышался над Оливером на полголовы. Он уставился на Тень и испустил низкий, рокочущий рык. А потом прыгнул.
Тень вскинул руку, защищая горло, и зубы пса вонзились глубоко в его плоть, чуть ниже локтя. Боль была чудовищная. Тень понимал, что надо бороться, надо дать отпор, но тело его не слушалось. Он рухнул на колени и протяжно закричал, не в силах сосредоточиться ни на чем, кроме собственного страха – страха, что пес сейчас перекусит ему руку… что он, Тень, для этой твари – всего лишь беззащитный корм.
Где-то в глубине души он подозревал, что весь его страх – только морок, наведенный тем же псом. Этот уничтожающий, обессиливающий ужас был ненастоящий. Но легче от этого не стало. Когда пес, наконец, отпустил его руку, Тень уже рыдал в голос и трясся всем телом.
– Давай, Тень, залезай, – велел Оливер. – Через этот пролом. Да поживее, а не то я прикажу ему отведать, каково на вкус твое лицо.
Из раны на руке хлестала кровь, но Тень послушно поднялся и протиснулся в темную дыру в стене. Если остаться здесь, с этим зверем, он умрет очень быстро – и мучительно. Это был такой же непреложный факт, как то, что завтра утром снова взойдет солнце.
– Ну да, конечно, – прозвучал у него в голове голос Кэсси. – Оно-то взойдет. Но ты его уже не увидишь, если сейчас же не возьмешь себя в руки.
Полость в стене была тесная: места рядом с телом Кэсси оставалось немного. Тень посмотрел в лицо трупа, искаженное болью и яростью, как у той кошки в стеклянном ящике, и понял, что Кэсси тоже была еще жива, когда ее замуровали.
Оливер подобрал камень с земли и положил его поверх нетронутой части кладки.
– Раньше я думал, – проговорил он, поднимая второй камень и укладывая его рядом, – что это доисторический ужасный волк, Canis dirus. Но даже ужасные волки не вырастали до таких размеров. Возможно, это чудовище из наших снов о тех давних временах, когда мы ютились в пещерах. Возможно, это самый обычный волк, – просто мы тогда были мельче. Маленькие гоминиды, слишком неповоротливые и медленные, чтобы спастись бегством.
Тень привалился к сплошной скале у себя за спиной и крепко сжал левую руку правой, пытаясь остановить кровь.
– Это – Воданов холм, – произнес он. – И Воданов пес. Я бы на твоем месте не стал с ним связываться.
– Это все неважно.
Оливер продолжал методично укладывать камни, и стена понемногу росла.
– Послушай, Олли, – сказал Тень, – этот зверь тебя убьет. Он уже забрался к тебе внутрь. Это нехорошо.
– Старый Черт не сделает мне ничего плохого. Он меня любит. Кэсси давно уже тут, в стене… – Оливер с размаху опустил очередной камень, и тот громко стукнул, вставая на место. – А теперь и ты тут, вместе с ней. Никто тебя не ждет. Никто не приедет тебя искать. Никто о тебе не заплачет. Никто не станет скучать о тебе.
И тут Тень осознал, что на самом деле здесь, в этой тесной дыре за неумолимо растущей стеной, их не двое, а трое. И даже четверо – считая его самого. Кэсси Бергласс присутствовала здесь не только телом (разложившимся, высохшим и все еще воняющим гнилью), но и душой, а кто-то четвертый терся об его ноги. А потом мягко толкнулся головой в раненую руку и заговорил. Тень узнал этот голос – вот только акцент был незнакомый.
Таким голосом могла бы заговорить кошка, если бы превратилась в женщину, – выразительным, глубоким, певучим.
– Тебе нельзя здесь оставаться, Тень, – произнес голос. – Прекрати это. Соберись и действуй. Ты позволяешь миру решать за тебя, а это никуда не годится.
– Это неправда, Баст, – возразил Тень вслух. – То есть не совсем правда.
– Сиди тихо, – не повышая голоса, приказал Олли. – Не вздумай шуметь.
Камни ложились друг на друга все быстрее; стена поднялась Тени уже до груди.
– Мр-р-р. Ты так думаешь, мой хороший? На самом деле ты просто не понимаешь. Ты понятия не имеешь, кто ты и что ты. И что все это значит. Если он тебя замурует и ты здесь умрешь, этот храм будет стоять вечно – и вся эта всячина, в которую верят местные, будет работать и творить для них чудеса. Но солнце для них все равно закатится, и небо станет серым навеки. Мир изменится к худшему – для людей и для кошек, для тех, кого помнят, и для тех, кого позабыли. Ты уже умирал – и вернулся. Ты – не пустое место, Тень. И ты не должен умереть здесь и так – жалкой, беспомощной жертвой, заточенной в глубинах холма.
– Ну и что ты предлагаешь делать? – шепотом спросил он.
– Сражайся. Этот зверь соткан из вещества наших мыслей. И свою силу он черпает из тебя, Тень. Когда ты оказался рядом, он стал более плотным. Более реальным. Настолько реальным, что смог завладеть Оливером. И даже ранить тебя.
– Что значит «даже»?
– Ты думаешь, призраки могут говорить с кем попало? – донесся из темноты возмущенный голос Кэсси. – Мы – мотыльки. А ты – пламя.
– Ну так что же мне делать? – спросил Тень. – Он укусил меня за руку. Он, черт побери, чуть не вырвал мне горло!
– Брось, мой хороший. Это всего лишь дитя теней. Просто ночной пес. Шакал-переросток.
– Он настоящий, – упрямо вымолвил Тень, и в тот же миг последний камень со стуком лег на место.