Один момент, одно утро | Страница: 49

  • Georgia
  • Verdana
  • Tahoma
  • Symbol
  • Arial
16
px

– В чем дело?

– Ну, просто я думала, что ты приедешь пораньше. Ведь ты сказала, что приедешь на выходные. В субботу после полудня – это поздновато.

– Никогда я этого не говорила, – резко отвечает Лу, однако ощущает вину: может быть, говорила? Она вполне уверена, что нет, но такое часто случалось в последние дни, и она не может вспомнить точно. – Я, кажется, сказала, что собираюсь в субботу утром…

– Два часа не назовешь утром, дорогая.

Гр-р-р! Прекрасный пример того, как мама умеет манипулировать: слово «дорогая» используется для того, чтобы вызвать чувство дочерней ответственности, а вовсе не является проявлением нежности.

– Я имела в виду, что выеду утром, а не что буду у тебя.

– Да, конечно, я неправильно поняла, – говорит мать, явно так не считая.

– Мне до тебя два часа добираться, – оправдывается Лу.

– Угу.

Лу чувствует, как она подсчитывает время на поездку – по телефону чуть ли не слышится вопрос: а чем моя дочь занимается до полудня? – не говоря о сопутствующем порицании.

Она уже хочет огрызнуться, когда пожилой человек напротив меняет свое положение у окна, смотрит в ее направлении и вдруг видит ее в лучах солнца. Он машет рукой и улыбается, и это гасит злобу Лу. Оно не стоит того; жизнь слишком коротка, как недавно ей напомнили. Лу меняет тон.

– Извини, мама, я не хотела вводить тебя в заблуждение. Видишь ли, ко мне вечером придут друзья, и вряд ли я могу их вышвырнуть на улицу до завтрака. Ты ведь сама такая гостеприимная хозяйка, ты ведь не одобрила бы, если бы я выставила их за дверь, верно?

Лесть срабатывает.

– Ты считаешь меня гостеприимной хозяйкой, дорогая? Что ж, спасибо.

– Конечно, мама, – лжет Лу. – Ты самая лучшая. И знаешь что? У меня есть несколько прелестных фотографий, я покажу тебе, когда приеду.

– О, правда, дорогая? Что за фотографии?

– Там Джорджия с детьми. Я снимала их на Рождество, помнишь? – Втайне она гордится своим умением делать хорошие снимки.

– Это будет очень мило, – говорит мать.

– Прекрасно. – Умиротворение, похоже, сработало. – Слушай, у меня сейчас теннис, так что я ухожу. Мы наверстаем завтра. Жду с нетерпением. Значит, увидимся после двух. До завтра.

Она сидит, тяжело положив голову на руки. «Жду с нетерпением» – если бы! Ей нужно утрясти эти вопросы с матерью. Ей страшно не нравится, как они обе себя ведут – столько лицемерия и манипуляций, поэтому и в их взаимоотношениях мало искренности. Такой контраст с откровенными разговорами вчера вечером – а ведь Карен и Анна почти совсем чужие люди. Вести себя так лживо с женщиной, которая дала ей жизнь, теперь, больше чем когда-либо, кажется неправильным.

* * *

Проснувшись, Анна понемногу складывает воедино события прошлого дня. Внезапно она вспоминает: Саймон умер… Ах, да: вот почему ее тревога не уходит – сегодня она не пойдет на работу. Она будет помогать Карен готовиться к поминкам. И все-таки, учитывая обстоятельства, вчера они хорошо провели вечер с Карен и Лу. Лу искренне хотела помочь, да и помогла. Хорошо, что она их познакомила.

«Лу мне нравится», – думает Анна.

Потом новая мысль: Стив.

Когда пришел домой, он был омерзителен. Она действительно подумала, что он может ее ударить… мельком подумала. Разве нет? Тогда она это отрицала, не признавалась в этом. Только теперь, обернувшись назад, она признает, что он был способен на это. Теперь, после сна, его пьяное поведение кажется почти нереальным. Его выходки так не соизмеряются со всем ранее пережитым, что трудно найти для них место в повседневной жизни. Она знает, что если бы судила его по тем же критериям, которые применяет к себе и прочим, он бы не вписался ни в какие рамки, но она делает для него исключение. Может быть, из-за того, что его поведение часто проявляется в самом неприглядном виде исключительно в вечерние часы, создается ощущение, будто они живут в каком-то странном, ином мире, где обычные стандарты неприменимы. В зазеркалье.

Но, может быть, пора прекратить извинять. Саймон был человеком принципов, он никогда не проявлял чрезмерности в следовании своим убеждениям, но всегда обращался с людьми справедливо.

Это его качество восхищало Анну. А теперь, когда Саймон умер, двойные стандарты, которые она практикует, обозначились слишком резко. Жить с компромиссами стало труднее. А она то и дело это идет на компромиссы, разве не так?

Анна повернулась к Стиву спиной, но все равно чувствует запах алкоголя, даже отсюда. Она на самом краю кровати, словно и во сне стремилась держать дистанцию.

Анна медленно поворачивается, чтобы не разбудить его.

И в этот момент она его не любит. И даже не ненавидит. Она его жалеет. А если началась жалость, любые отношения…

«К черту», – думает она. И его к черту. Стив и так уже забрал у нее слишком много энергии: с тех пор, как проснулась, она только и думает о нем. Их проблемы могут подождать. Он не заслуживает внимания. По крайней мере, пока не пройдут похороны, она будет думать только о Карен.

* * *

В супермаркете толпа: утро пятницы – горячее время. Карен среди других мам толкает большую тележку по проходам, наполняя ее на выходные. В отличие от многих, она без детей, и ей от этого легче. Хорошо иметь такую возможность, она ей не очень часто представляется. Но каждую пятницу у нее есть несколько часов, чтобы побыть наедине с самой собой. Она не идет на работу, Люк в школе, а Молли у Трейси. Она не считает хождение по магазинам захватывающим времяпрепровождением, но ей все-таки это нравится. Это облегчение – быть без детей и прицениваться к вещам, зная, что ты не хочешь их покупать. Поэтому она позволяет себе плавать по проходам в снисходительном бездумье. Ближе к выходу она замечает ящик ярких розовых плодов, которые не может распознать. «Питайя» написано на карточке. Она берет один. Он холодный, гладкий на ощупь, почти как пластмассовый. Карен гадает, каков он на вкус, что у него внутри. Он дорогой и им не нужен, но Люку может понравиться, а Карен старается поощрять его питаться здоровой пищей. Она кладет плод в тележку вместе с обычными фруктами – бананами, виноградом, яблоками.

Она заканчивает обходить отдел фруктов и переходит в другие – нужно купить хлеб, макароны, рыбу, курицу. В конце прохода она видит пшеничное пиво. Саймон всегда говорил, что североевропейское светлое пиво самое лучшее – простит ли Бельгия такую обиду? Карен не уверена, что Саймону оно придется по вкусу, но ей нравится форма бутылок, завлекающая туманность жидкости, и цена кажется приемлемой, поэтому она берет упаковку из шести бутылок.

Пройдя мимо хозтоваров и парфюмерии, она натыкается на вешалку с детской одеждой, все для зимы, распродажа. На пурпурное плисовое платьице в розах скидка сорок процентов от первоначальной цены. Карен редко делает детям подарки просто так, но это практичная покупка. Цвета пойдут Молли, а на бирке написано «для детей 4 лет», поэтому сейчас оно будет ей немного великовато, а может подойти и в следующем году тоже, поэтому покупка действительно выгодная. Карен кладет платьице в тележку.