Девочка с ужасом посмотрела на отца. Лизе нравился волшебный образ феи, но обязательные аксессуары, присущие этому существу, она практично предпочитала сочетать с любимыми джинсами и однотонным лонгсливом, а теперь…
– Об этом и речи быть не может! – из глубины гостиной неожиданно послышался голос Ангелины Ивановны, и на мгновенье девочке показалось, что она спасена. – В теплой кофте она сначала вспотеет, а потом обязательно простудится. Моя внучка должна надеть настоящее вечернее платье! Из красного бархата, то самое, которое я купила в комиссионном, когда она была еще младенцем…
– Папа! – жалобно простонала Лиза. – Я никуда не поеду! Или спущусь из окна по занавеске, когда они заснут…
– Боюсь, тогда уже будет поздно! – рассмеялся Константин и решительно добавил: – Беги в комнату и одевайся так, как ты хочешь! Я их сейчас отвлеку…
В революционной перекройке гостиной уцелел большой плазменный телевизор и после перестановки остался висеть на стене. Знаменитый писатель предпочитал – Интернет и различные мобильные приложения, – поэтому включал его довольно редко и до этого момента предпочитал не помнить, что является счастливым абонентом множества разнообразных телеканалов. Но сейчас…
Отыскав вечно теряющийся пульт, он принялся методично искать тот единственный «мыльный» канал, по которому круглосуточно транслировали зарубежные сериалы. Быстро щелкая кнопками, Константин старался не отвлекаться даже на выпуски новостей, и наконец…
Когда Ангелина Ивановна услышала знакомую мелодию, предвещающую начало очередной серии популярной кинематографической саги, в ее груди что-то вздрогнуло. Забыв обо всем, женщина поспешила в просторную комнату, но занять центральное место перед телевизором ей не удалось. Прижав пушистую кофту к груди, на широком диване уже закаменела Марья Васильевна. В это мгновение на экране мелькнуло витиеватое название, и следом перед преданными поклонницами высокохудожественных мыльных произведений вновь предстали любимые герои, готовые к нечеловеческим страданиям и ожесточенной борьбе за любовь. Они мелькали на экране, закатывали глаза, вздыхали, плакали и смеялись, объясняясь друг с другом то в любви, то в ненависти, отражались в многочисленных шарах стоявшей неподалеку от телевизора елки – словом, жили своей непостижимой, но столь заманчивой и любопытной для простых смертных жизнью. Немедленно потеряв интерес ко всему приземленному, к миру, лишенному страстей и высоких чувств, женщины благополучно забыли о своих благих намерениях и не заметили, как их маленькая модель проскользнула по коридору, оставив наряды из бархата и овечьей шерсти без запланированного дефиле.
Константин вручил дочке несколько листков бумаги, покрытых крупными буквами, и они на цыпочках, стараясь не потревожить умиротворения, воцарившегося в гостиной, тихо вышли из квартиры. Едва за ними закрылась дверь, как Тишина высунулась из кладовой и с интересом огляделась.
На улице уже стемнело, и в ярком свете множества огней разноцветными искрами переливался свежий снег. Морозный воздух, подхватив теплое дыхание, превращал его в густой клубящийся пар, сквозь который были едва различимы лица прохожих. Настоящая предновогодняя погода.
Презентация очередной книги известного автора должна была состояться в книжном магазине, расположенном на противоположной стороне той самой улицы, где Константин совсем недавно приобрел настоящего большого зеленого рака. Поэтому он предложил дочери отправиться туда пешком, но, узнав, что подобный способ передвижения совершенно не сочетается с образом феи и с чтением сказки, решил взять такси.
Он позвонил, и машина тут же подъехала. Они сели и резво покатили по тихой улочке. Но прошло всего несколько минут, машина выехала на оживленный проспект, резко снизила скорость и вскоре почти остановилась, застряв в привычной для вечернего времени пробке. Хорошо, что до начала мероприятия оставалось еще много времени, и можно было не бояться опоздать.
Константин старался часто видеться с дочерью, не пропускать ни одного важного дня в ее жизни, но побыть наедине им удавалось крайне редко. И сейчас он, безусловно, был рад обстоятельствам, благодаря которым это стало возможно. Лиза тоже решила немного повременить с чтением и, обняв отца, принялась смотреть в окно, на оживленные предпраздничной суетой улицы. Она спрашивала, где они едут, и что это за дом, и кому это памятник…
Константин терпеливо отвечал на все ее вопросы. Он чувствовал себя так, словно презентация уже началась.
– А мама приедет встречать с нами Новый год? – помолчав, неожиданно спросила девочка через некоторое время. – Правда, она мне не обещала, но…
Константин вздохнул и, стараясь не смотреть в печальные глаза дочери, ответил:
– Нет, соловей! У нее сейчас отпуск, ей надо отдохнуть, и мы договорились… – Он замялся, но потом нарочито весело продолжил: – Я решил, что со встречей Нового года мы справимся самостоятельно, а когда она вернется, ты ей все подробно расскажешь! Расскажешь и про елку, и про Чарли, про все-все-все. Хорошо?
– Да, папа… – словно не слыша, рассеянно ответила Лиза и, уткнувшись в его пальто, тихо добавила: – Когда мама меня заберет, я попробую ей все рассказать…
Константин понимал, что чувствует сейчас дочь, но утешить ее был не в состоянии. Он и сам в свое время прошел через такие испытания. Правда, он не был свидетелем разрыва родителей. Зато со всей детской тоской пережил отсутствие отца в своей жизни. Неизвестно, что хуже. Лиза хотя бы видит его, с ним общается. Он есть в ее жизни, и она это знает. А он так мечтал увидеть отца, хотя бы раз. Посмотреть на него, может быть, поговорить. И если признаться честно, то и сейчас часто думает об этом. Думает и на что-то надеется.
Лизе было тогда только три года, но она все равно отказывалась верить в вымышленные обстоятельства, разлучившие родителей. Девочка часто спрашивала, почему они ушли и оставили папу совсем одного, и, не получив искреннего ответа, горько плакала… С тех пор прошло много времени, но, как и прежде, Лиза каждый вечер всматривалась в сверкающую огнями панораму города, пытаясь среди тысяч освещенных окон найти то единственное, за которым работал ее отец. Впрочем, и у него в гостях девочка не изменяла этой привычке, только теперь внимательный взгляд больших голубых глаз блуждал в поисках света от изящной настольной лампы в комнате мамы.
Автомобиль преодолел половину пути, когда Лиза встрепенулась и, поспешно достав драгоценные страницы, принялась читать, бережно наклоняя их к свету.
Городок спал, растворившись в густой темноте декабрьской ночи, и только в окне маленького дома, стоявшего на окраине, до самого утра горел свет. Накануне торжественной церемонии Бедокур не мог уснуть. Он беспокойно ходил по комнате, представляя, как вечером наденет на вершину огромной ели Волшебную Звезду. К этому времени все жители Джингл-Сити соберутся на центральной площади и зажгут яркие праздничные фонарики. Вместо будничных вязаных шапочек они наденут красные колпачки, украшенные маленькими серебряными колокольчиками. И только у Фроси колпачок будет розовый, под цвет ее шерстки, всегда аккуратно причесанной и на кончиках ушей заплетенной в косички. Свой красный колпачок Бедокур приготовил заранее и уже тысячу раз проверял, на месте ли он, по-прежнему ли висит на вешалке возле двери. Вот и сейчас он подошел к вешалке и потрогал колпачок. Тот отозвался легким веселым звоном. Бедокур вздохнул: нет, все-таки у Фроси колпачок красивее. Она все ухитряется делать красивым.