– Когда сгорели дома? – остановила я его.
– Уж не припомню. В начале осени, – протянул он, – полыхнуло вечером, но заметили не сразу. Дома стукачей примерно в полутора километрах от деревни, хозяева все в конце лета в Москву подались. Когда наши зарево приметили, так горело, что никакие пожарные не помогли бы, уж точно. Одна машина на вызов приехала. Выгорел чуланчик Волковых дотла, хорошо, лаборатория Франциски в другом углу участка стояла, может, она там чего горючее держала? Спирт, например. Так бы занялось, что весь их поселок бы в золу превратился. Но большой беды не случилось. А от дачи Лазаревых одни стены остались кирпичные, внутри все выгорело. Можете сходить посмотреть, до сих пор остов маячит, бурьяном порос. Подожгли небось.
– Кто? – сразу спросил Денис.
Алевтина ответила.
– Точно не гуськовские, у нас таких людей в то время не водилось. И у стукачей приличный народ жил, и у писателей-артистов. Но не само же занялось? Хозяев там не было, электричество-газ отключены, никто не курил, камин не зажигал. Может, бомж случайно мимо шел, увидел дома закрытые, переночевать решил, закурил…
– Где ваш участковый теперь? – перебила я Алю.
– Не скажу, – ответила та, – не знаю.
– Вадима Глебовича через несколько месяцев после смерти Феди и Гены от нас перевели, – объяснил Михаил Иванович, – вроде он на повышение пошел, но это слухи, мы с ним в тесной дружбе не состояли. Наша семья приличная, никто не пьет, не буянит, с соседями не лается, он к нам и не заходил. Если где на улице сталкивались, здоровались, и все на этом.
– Просьба у меня к вам, – смущенно сказала Алевтина, – документы ваши видела, вы люди серьезные, врать таким нельзя. Не знаю, по какой причине давними событиями нашими заинтересовались, но вопросов не задаю, понимаю, что правды не скажете. Пожалуйста, сохраните в тайне, что Евгения Федоровна с собой покончила. Об этом мало кто знает: Петр Михайлович, Вадим Глебович да я. Ну еще папе с мамой рассказала.
– Аля умная, – похвалил дочь отец, – она хоть и стресс испытала, да сообразила: нельзя, чтобы Анна Ивановна и Вера узнали, что Евгения Федоровна наделала. Огородами к участковому бросилась. Бабушке и всем остальным потом сказали, что у Лазаревой с сердцем плохо стало. Петр к нам пришел, денег стал давать, чтобы молчали. Я ему объяснил: «Мы люди простые, но с головой дружим, знаем, когда язык на привязи держать надо. Рубли уберите, мы ничего не расскажем, не беспокойтесь».
– Вам первым правду сообщили, – тихо сказала Аля. – Ну, во-первых, почти все покойники уже. Одна Вера жива. А во-вторых, понятно, что-то у вас серьезное, значит, надобно полную информацию иметь, но все равно не хочется, чтобы правда о смерти Евгении на белый свет вышла.
– Нестыковок полно, – заметил Денис, когда мы сели в джип, – в документах нет ни слова о самоубийстве Евгении Федоровны, указано, что она умерла от инфаркта.
Я нажала на педаль газа.
– Неважно, отчего она скончалась, главное, что ее смерть признали естественной. Если Петр Михайлович на самом деле служил в ФСБ на ответственной должности, он мог скрыть суицид супруги. Тихий внутренний голос шепчет: «Ох, неспроста участкового Вадима Глебовича из Гуськова перевели». Небось он помог Лазареву, а тот его отблагодарил, подтолкнул вверх по карьерной лестнице.
– Зачем самоубийство камуфлировать? – хмыкнул Денис. – Не по пьяни она повесилась, из-за смерти сына.
– По разным причинам, – ответила я, – отец мог не хотеть, чтобы дочь знала правду. Вера испытала шок, узнав о смерти брата, зачем девочке еще один стресс? И поступок Евгении мог помешать Петру Михайловичу продвигаться по службе, жена самоубийца – это минус в личном деле.
– Глупости, – заспорил Денис, – тетка не смогла пережить гибель сына и полезла в петлю. При чем здесь муж?
Я вырулила на шоссе.
– В некоторых организациях очень придирчивы ко всему, что случается в семьях сотрудников.
Денис открыл бардачок.
– У тебя нет с собой таблеток? Голова болит.
– Посмотри в косметичке, – посоветовала я.
Жданов вытащил розовую сумочку.
– Тань, это твоя?
Я перестроилась в левый ряд.
– Полагаешь, что я вожу с собой чужую?
– Прикольно, – захихикал Жданов.
Я встала в очередь на разворот.
– Что тебя развеселило?
– Ну ты такая крутая, начальница бригады, единственная женщина на ответственной работе, а купила ерунду с принтом, где изображены котята в корзинке. Это с тобой не вяжется. Подходит для девочки-девочки.
Я резко крутанула руль.
– Полагаешь, что я мальчик-мальчик?
– Нет, но трудно представить тебя покупающей эту хрень, – продолжал веселиться Денис.
Я решила не поддерживать глупый разговор, вызвала по телефону Роберта и спросила:
– Уже читал материалы о смерти Федора, брата Веры Лазаревой?
– Пока нет, – ответил Троянов, – мне их вот-вот вышлют.
– Кто занимался делом? – не утихала я.
– Из Москвы специалисты не приезжали? – влез в беседу Жданов.
– Не могу пока ничего сказать, – ответил Роберт, – что-то документы никак не приходят.
– Пока мы едем, найди еще и дело Геннадия Волкова, – распорядилась я. – Совершенно уверена, что он один из героев картинок Лазаревой. Подросток погиб почти одновременно с Федором. Уточни, где сейчас участковый Кузнецов и начальник отделения милиции Собакин. Посмотри, есть ли записи о пожаре, который после смерти мальчиков уничтожил дом Лазаревых и небольшую постройку на участке Волковых. Узнай, что с родителями Геннадия, где они сейчас, куда подевалась Людмила, сестра умершего подростка. Попробуй выяснить хоть что-нибудь о дачном поселке Гуськово, правда ли, что там строили дачи сотрудники спецслужб, и если да, то кем работали Петр Михайлович Лазарев и Игорь Семенович Волков. Кто из родственников погибших детей жив? Где они? Если все скончались, что явилось причиной их смерти? Сейчас сброшу тебе на почту запись нашей беседы с Михаилом Ивановичем и его дочерью, послушай сам и отдай шефу. Приедем через полтора часа.
– Ты думаешь о том же, о чем и я? – мрачно спросил Денис. – К смерти мальчиков причастна Вера Лазарева? Но она была ребенком.
– На момент гибели брата девочке исполнилось четырнадцать, – напомнила я, – еще не взрослый человек, но и не малышка. Подростки жестоки, и, по мнению большинства психологов, социопатами рождаются.
– Тань, ты тоже полагаешь, что человек уже появляется на свет убийцей? – спросил Жданов.
Я начала перестраиваться в правый ряд.
– Думаю, к преступлению каждый идет своим путем. Некоторых убийц мне даже жалко, они появились на свет у злых, жестоких родителей, не видели ласки, не получили правильного воспитания, их мучили, били, такие люди считают насилие естественным, они просто не знают, что может быть по-другому. У многих серийных маньяков было тяжелое детство. Иногда тяжкие преступления совершают дети с гиперзаботливыми родителями, те чрезмерно опекали отпрысков, и в результате у них возникло ощущение вседозволенности, они думают, что мама-папа их из любой беды вытащат, от наказания за содеянное спасут. Но, Ден, встречаются индивидуумы, порочные почти с пеленок, такие лет в шесть-семь начинают воровать дома деньги, мучают животных, делают множество гадостей и дорастают до убийства. Почему они такими появляются на свет? Понятия не имею. Вероятно, когда-нибудь откроют ген преступности, научатся его блокировать и на Земле наступит Золотой век. Да, я думаю, что Вера причастна к смерти мальчиков, она в подростковом возрасте совершила нечто ужасное, испугалась содеянного, поэтому так изменилась. Вспомни рассказ ее школьных учителей: веселая, активная, озорная девочка после кончины брата превращается в мрачное, угрюмое существо. Ее переводят учиться в другое место. Почему?