– Я Виктория Спесивцева. Внучка Спесивцевой Жанны. – И глянула хмуро. – Помните такую?
Лера не стала вола вертеть, ответила честно:
– Разумеется, помню.
Девчонка сказала с напором, не переставая есть глазами лицо пожилой дамы:
– И про то, как вы ее убили, тоже помните?
На один миг возникла мысль, что это, может быть, какая-нибудь глупая проверка либо по линии наших, либо американцев, но она тут же отмела эту идею: слишком запоздалое получается решение. Больше полувека прошло. Да и странно очень, чтобы эта ситуация вдруг по официальной линии снова всплыла.
– Что вы хотите? – холодно спросила Кудимова.
– Значит, вы не отрицаете, – с торжеством проговорила девчонка Спесивцева. – Ничего не отрицаете.
– Что вам нужно? – устало повторила Лера. – Срок давности того эпизода сто лет как вышел. Что вы от меня хотите?
– Раскаяния.
– Упасть вам в ноги? – с усмешечкой осведомилась старая женщина.
– Понятно, – даже с удовлетворением констатировала молодая. – Никакого раскаяния вы не испытываете.
– Послушайте… – Кудимова старалась быть миролюбивой. – Да, по молодости лет я совершила страшную, глупую, ужасную ошибку. – Лицо собеседницы при последнем слове зло дернулось. – Ладно, не ошибку, – поправилась Лера, – преступление. Но прошло более полувека. И, поверьте мне, я постаралась искупить тот свой ужасный поступок. Искупить – своей долгой, честной, а порой даже опасной работой. И своей жизнью. – Жаль, нельзя было рассказать этой девчонке – да и никому на свете, – сколь трудной, тягостной, а порой и опасной была она, эта ее работа.
Кудимова откинулась на спинку кресла. Внутри, на душе, нарастала какая-то муть, поднимался из глубины ком.
– А теперь и вы послушайте, – осклабилась в ответ молодая. – Каждая человеческая жизнь – бесценна. И если ты ее вдруг отнимаешь, ты изменяешь целый мир. И ничего уже поправить нельзя. У вашей подруги Жанны, вами убитой, была дочь – вы знали? Из-за вашего поступка случилось так, что она потеряла свою мать в пятилетнем возрасте. Как эта маленькая девочка перенесла потерю? Как она выжила и прожила свою жизнь – без нее? Без матери – которой она лишилась благодаря вашей воле раз и навсегда? Сколько из-за этого пролито слез и слез не выплакано? Сколько сделано ошибок? Сколько не выслушано советов? Сколько совершено глупостей? Вы искалечили – понимаете, искалечили – жизнь той девочки, моей мамы. И как следствие – мою тоже. Поэтому – что бы вы там в дальнейшем в своей длинной и жалкой жизни ни сделали – нет вам прощения! И я вас не прощаю!
– И – что? – спросила Лера устало. Ком, поднявшийся внутри, потихоньку расползался по грудной клетке, начинал затруднять дыхание.
– Я превращу вашу жизнь в ад.
– А именно? – Несмотря на тяжесть и боль, расползавшуюся внутри, Лера не смогла сдержать усмешки.
– Все – вы понимаете, все вокруг – узнают, что вы когда-то наделали. У нас в стране все-таки остались независимые средства массовой информации – я пойду туда. Они с удовольствием опубликуют жареную статью, пусть и пятидесятилетней давности – а может, и хорошо, что пятидесятилетней, не опасно. Стены вашего двора испещрят листовки: «Внимание! Среди нас убийца!» Я об этом позабочусь. С ксероксами и типографиями сейчас проблем нет, не советские времена. И в магазине появится, куда вы ходите. И в любимом кафе. И в каждом почтовом ящике в вашем доме. И вы, и муж ваш Вилен замучаетесь их срывать. Я буду звонить по телефону вашим соседям и оставшимся друзьям – все, все узнают про ваше истинное лицо. Я маркетолог, между прочим, по образованию, я знаю, как довести до сознания потребителя одну простую, несложную мысль. В данном случае ту, что вы, Валерия Федоровна, – жалкий убийца.
Лере ничуть не было страшно. Вилен и его начальники в два счета, за полчаса, после одной профилактической беседы, прекратят деятельность этой оголтелой. Но муть на душе – грустная, вялая и тяжелая – все разрасталась и разрасталась. И стало жалко почему-то собеседницу, эту странную, дикую юную особу. И Жанку, так похожую на нее, Жанку, которая уже больше полувека лежит в гробу и навеки осталась молодой, тоже жаль. И досадно сделалось, что единственная глупость и подлость, которую Лера совершила в жизни, все возвращается и возвращается к ней. И никогда этот свой поступок не удастся забыть и никакими светлыми и золотистыми вещами не покрыть, не завалить.
– Хорошо, – понуро молвила Кудимова. – Делайте что хотите.
А хмарь и гадость внутри заполнили, казалось, всю ее телесную оболочку и начали изнутри давить, давить…
– Делайте что хотите! – передразнила, оскалив зубы, незваная гостья. – А может, я хочу, чтобы ты умерла.
– Хватит уже смертей. Хватит этого старинного, библейского – «зуб за зуб».
– Очень хороший на деле принцип! – выкрикнула Виктория. – Как кровная месть, как вендетта!
– Ну, тогда убей меня, – устало проговорила Лера. Если бы ее собеседница не была так ослеплена своей злобой и не упивалась так ролью мстительницы, она, быть может, заметила бы, как побледнело лицо Кудимовой, как посинели обводы ее губ. Однако Спесивцеву – самую младшую – влекло все дальше безудержной страстью вендетты. И она оскалилась:
– А может, и убью. Подумаю, подготовлюсь – и убью. А ты пока помучайся: когда и где подстережет тебя твоя смерть.
И тут Леру вдруг так тяжело сдавило что-то – и грудь, и голову изнутри. И смертельно захотелось спать, спать, спать – и перестало быть интересно что-либо на свете, включая собственную жизнь. Захотелось закрыть глаза и отключиться прямо здесь, на диванчике в кафе. Лишь бы только эта молодуха поскорей ушла. Оставила ее в покое. Дала бы возможность спокойно закемарить. Что она там говорит? «Убийца… Гадина… Мерзавка…» Ну вот, она, кажется, распалила себя до самого высокого возможного градуса, злобно вскочила – и ушла. Боже мой, как хорошо, что она смылась! Можно спокойно прикрыть глаза – и отдохнуть. Отдохнуть. Наконец-то отдохнуть.
Виктория Спесивцева
Двое немолодых полицейских возникли на пороге моей московской квартиры на Рижской к вечеру того дня, что последовал за моим столкновением с Кудимовой. Я сначала подумала, что это местный участковый бдит, проверяет, кто в пустующее жилье въехал и не сдала ли я его людям, с которых можно поживиться. Поэтому открыла. А они: «Вам придется проехать с нами».
– С какой это стати?
– Вы задержаны.
– С какого перепуга?
– По подозрению в убийстве Кудимовой Валерии Федоровны. Знаете такую?
Я невольно расплылась в улыбке:
– Так ее убили? Как хорошо! Исполнил Бог мои молитвы!
– Улыбаетесь? Не вы ли старушку-то замочили, а?
– Нет, не я, но очень ее смертью, признаюсь, довольна. Скрывать не буду, хоть вы и милиция.
И пока меня везли в участок, я даже не продумывала линию своей защиты: что мне говорить, о чем отвечать. И ничего мне было не страшно, как бы эти менты меня в дальнейшем ни прессовали. Меня просто переполняла тихая радость.