— Да, живой, поэтому, так же как деревья и травы, если с ним заговорить, он ответит.
— С ним можно разговаривать, правда?
— Вот тебе доказательство… Я каждое утро бреюсь безопасной бритвой, но с тех пор как я, побрившись, обращаюсь к ней со словами: «Большое спасибо!», она стала мне отвечать… Прежде мне одной бритвы не хватало и на неделю, а сейчас я пользуюсь той же бритвой аж две недели. Попробуй сам.
— Неужели и у безопасной бритвы есть жизнь, просто не верится.
— Именно поэтому она отвечает мне. К сожалению, она бессловесна, поэтому не может изъясняться словами.
— Бессловесна… Тогда и деревья и травы тоже бессловесны?
— Да, ни одно живое существо не имеет речи. Только человек владеет речью… В Писании не зря сказано — в начале было слово. Великая Природа только человеку дала речь. Ты, наверно, понимаешь, как важна, как драгоценна для человека речь… Ведь ты, наверно, каждое утро, встречаясь с родителями, приветствуешь их. Обращаешься к ним со словами…
— Нет, в последнее время я с ними не здороваюсь.
— Значит, стал бессловесным животным? Ты меня удивляешь. Ты должен делать это каждое утро, чтобы вновь стать человеком…
— Вы имеете в виду — здороваться?
Он засмеялся, я засмеялся в ответ и вновь заговорил:
— Ты вот давеча сказал… Мол, пришел на встречу со мной, чтобы закалить свой дух. Не знаю, что ты понимаешь под своим духом, но я убежден, что я — твой духовный отец, а ты — мой духовный сын. Само собой разумеется, что духовный сын старается познать своего отца, но так же естественно, что духовный отец надеется на развитие своего сына. Вот почему каждое утро говори: «Доброе утро». Как бы по-детски это тебе ни казалось.
— Я все понял, — заулыбался он.
— Ну что ж, чтобы быть достойным тебя, я должен идти работать… Если понадобится поддержка, всегда приходи.
С этими словами я поднялся и потрепал его по плечу. Выйдя его проводить, я, стоя на каменной дорожке перед воротами, проводил его глазами.
Прошло несколько дней. Как-то, поработав часа два после обеда, я, чтобы дать отдых глазам, взглянул на южную часть сада и увидел, что кто-то прислонился спиной к большому камню перед алой сливой. Вышел на веранду взглянуть — студент Минору.
— Эй, Минору, — окликнул я его, — что-то ты нынче припозднился!
— Сэнсэй, как удивительно много цветущих одуванчиков! Желтые, белые…
— Сейчас я к тебе спущусь, — сказал я и вышел в сад. — Послушай, Минору, выполняешь ли ты то, что давеча обещал, обращаешься ли к родителям каждое утро со словами приветствия?
— Да, я исполнил обещание. Но сперва все вышло как-то нелепо… Когда я утром поздоровался с мамой, она с подозрением спросила: «Что случилось?» — «Всего лишь утреннее приветствие», — ответил я. «Это мне понятно, но не скрывается ли какой-то умысел в том, что ты вдруг, ни с того ни с сего, начал здороваться по утрам?» Она не отставала от меня, пока я не признался, что это вы меня подучили… Услышав ваше имя, мама была наверху блаженства… Позже я узнал, что с юных лет она была вашей ревностной читательницей и почитательницей, в ее комнате оказались все ваши книги, и то же у отца, они и поженились-то, сойдясь на почве любви к вашему творчеству… Я упрекнул ее, почему же в таком случае она, когда я учился в школе, не дала мне почитать «Человеческую судьбу»… Чуть даже не поссорились… Но обошлось, мать удовлетворилась пожеланием, чтобы меня с вами связали более глубокие отношения…
— Ну и продолжаешь ли ты по утрам приветствовать родителей?
— Говорю: «Здравствуйте», и мама отвечает: «Доброе утро!»
— Таким образом ты наконец стал человеком.
— И с отцом мы теперь по утрам обмениваемся приветствиями.
— Отлично… Это и есть Природа.
— Я понял, что самое важное — Природа. Тоже и в образовании… Когда преподаватель навязывает ученикам свои убеждения, это против Природы, — сказал он и поспешно добавил: — Меня приняли на экономический факультет.
— Молодец, наверно, дома все рады…
— Я проявил малодушие. Ответив на экзамене, я решил, что провалился и ни на что не способен, и в ту же минуту всем своим существом возжелал смерти и отправился совершать самоубийство… По счастью, я остался жив и как же обрадовался этому, когда получил извещение, что выдержал экзамен! Тогда я начал обдумывать, в чем причина кризиса. Неужели у меня могли быть такие мысли?.. С целью убедиться в том, что я полностью от них избавился, я решил отправиться на место, где собирался покончить с собой. Был теплый, ясный день, ничто не напоминало о бушевавшей тогда на море буре. Там стоит стела в вашу честь. В тот день был такой страшный шторм, что я не мог приблизиться к ней. На камне вырезаны ваши слова…
На заре своих дней
Я,
Брошенный отцом и матерью.
Нищий,
Стоял на этом берегу.
Слушал шум волн,
Гул ветра
И думал о далеких
Иноземных странах.
Для вас это дорогое, спасительное место. А я готов был осквернить его, сделав местом смерти! Сердце мое было переполнено… Я приуныл и вдруг вспомнил слова Дзиро Мори в «Человеческой судьбе»: «Ты — сосунок, взращенный в тепличных условиях. Выйди на Природу, если хочешь получить полноценное развитие…»
Затем, руководствуясь моей книгой, он поднялся на гору Усибусэяма, повернулся лицом к Фудзи, прошел через пойму реки Каногава и через Ганюдо. Ощутив свою связь с Природой, вчера ночью он вернулся домой.
— Ты молодец… Из теплицы сразу шагнул в Природу?.. Только смотри не простудись, — расхохотался я.
— Вам тоже надо следить за своим здоровьем. Теперь, когда я соединился с Природой, хочу порадовать моего духовного отца, распустившись цветами и принеся плоды… Да, одной встречи с вами оказалось достаточно, чтобы мой дух утешился, поэтому пора браться за учебу.
С этими словами студент Минору впервые осмелился пожать мне руку и поспешно удалился.
На следующее утро, в восемь, не успел я сесть за стол, как меня позвали к телефону. Звонил Минору. Что еще случилось? — удивился я.
— Сэнсэй, доброе утро! — сказал он.
— Доброе, доброе, — ответил я, ожидая, что он приступит к делу, но он сказал:
— Вы не сердитесь, что я звоню вам с утренним приветствием?
На тот момент я еще не вполне свыкся с мыслью, что смог дожить до утра, поэтому ответил:
— Ты удостоверил меня в том, что я еще не умер.
— Что, если я буду каждый день по утрам вас приветствовать? — вновь спросил он.
— Ну если раз в три дня, — засмеялся я.
Он также засмеялся и повесил трубку.