Приблизительно такими были слова, пробудившие меня от заблуждения и наполнившие почтительным страхом.
Дело в том, что я верил: юноша Ито работает в Синдзюку по приказу Бога, ради духовной аскезы. Меня удивило, что, как выяснилось, он поступает вопреки воле Бога, и в то же время, поставив себя на его место, я крепко задумался.
Можно вообразить, как тяжело, как мучительно юноше из плоти и крови жить как Бог. Волей-неволей в течение дня захочется, хотя бы вечером, забыв о Боге, пожить по-человечески. Разумеется, госпожа Родительница, ругая его, в то же время и баловала, как мать, и могла порой на что-то посмотреть сквозь пальцы… Чем больше я думал, тем больше испытывал к нему сочувствия…
Когда стало известно, что Ито для своей «Небесной обители» снял старый дом в Югаваре, многие пришли туда помочь, кто занялся ремонтом, кто — приведением в порядок дома, бывшего многие годы пустовавшей дачей. Я не мог помочь физически, поэтому передал ему пятьдесят тысяч иен, которые он молча принял.
В конце июня состоялся праздник по случаю переезда юноши Ито из Кавагути в Югавару. В это время госпожа Родительница объявила, что Бог забирает юношу Ито к себе в качестве ясиро, на что его родные радостно отреагировали: «Вверяем его Тебе».
В тот же миг Бог дал ему имя Тэруаки Дайтокудзи, в котором Дайтокудзи (буквально — «Храм великой добродетели») вроде бы означает Шакьямуни.
На этой торжественной ноте праздник закончился, приготовленные с вечера вещи погрузили на грузовик и с эскортом из автомобилей повезли в Югавару.
Третьего июля он пришел к нам в дом.
Как обычно, переоделся в алое кимоно и приготовился возвещать слова госпожи Родительницы.
Госпожа Родительница кратко сообщила о празднике тридцатого июня, после чего сказала:
— Бог возрадовался, что отныне это дитя стало работать наравне с Ним. А ты в качестве опекуна продолжай и впредь шлепать его по попе…
Так она говорила, а лицо Ито и в самом деле выражало нечто большее, чем обычную сосредоточенность.
— Я готов жить отныне как Бог, поэтому, сэнсэй, прошу вас как своего опекуна о духовном водительстве, — сказал он и, смиренно сложив ладони, отвесил поклон.
С тех пор он, как и прежде, неизменно приходя каждые пять дней, обвевал меня дыханием жизни Бога и передавал слова госпожи Родительницы. Наступил август, я, как обычно, переселился на дачу в Каруидзаве, и он трижды посетил меня, останавливаясь на ночь, и каждый раз бросалось в глаза, как он продвинулся в своем духовном подвиге, было видно, как тяжело человеку становиться опорой Бога, втайне я тревожился и сочувствовал ему.
Девятого сентября он, теперь уже ясиро Дайтокудзи, выехал в Рим.
Накануне отъезда он внезапно зашел ко мне. Сказал, что принес показать каллиграфию, которую сделал, чтобы преподнести папе, и повесил огромный свиток на перегородку, разделявшую столовую и «японскую» комнату. Свиток был шириной в полтора метра, длиной во всю перегородку и чудесно оформлен.
Он пояснил, что на свитке изображен иероглиф «Бог», но каллиграфия была исполнена такой толстой кистью, что сразу не поймешь, то ли это иероглиф, то ли символическая картина.
Получив разъяснение, соглашаешься: «Да, это иероглиф „Бог“, но если всмотреться в левый элемент, можно разглядеть облик Девы Марии, спасающей человечество». Но что бы это ни было — необычно исполненный иероглиф или картина, невозможно оторвать взгляда и критические замечания застывают на языке.
— Бог велел мне показать мою работу опекуну, и теперь я могу быть спокоен, — сказал ясиро, снял свиток, аккуратно уложил в длинную коробку из дерева павлонии и, удовлетворенный, ушел.
По рассказу госпожи Родительницы, в Риме он в течение нескольких дней, не торопясь, внимательно осмотрел старый город и решил ехать во Францию, в Лурд.
Лурд — известное во всем мире святое место, где произошло чудо, признанное католической церковью. В это время года туда из всех стран Восточной и Западной Европы съезжаются на поездах группы паломников, сопровождающих больных, днем и ночью происходит множество религиозных церемоний, творятся чудеса.
Госпожа Родительница уже два раза говорила мне, что посылает его в Лурд, чтобы он сотворил чудо, и теперь, когда он и в самом деле поехал в Лурд, я сгорал от любопытства, какое же чудо он там сотворит.
Он собирался, если будет время, из Лурда поехать в Париж и провести там несколько дней, но как все устроится?
Я подумал, что, если у него найдется время на Париж, было бы хорошо, чтобы он заехал в Ньевр и встретился там со святой Бернадеттой…
Она была дочерью бедного мельника в горной французской деревушке на границе с Испанией. Когда девочка закончила младшую школу, ее сочли дурочкой и доверяли лишь нянчить малышей. Однажды перед ней явилась дева Мария и возвестила: «Если ударить по соседней скале, забьет Святая вода, и испивший ее исцелится от любой болезни…»
Бернадетта сразу же сообщила об этом отцу, но отец не поверил дочке-дурочке.
Однако Дева Мария много раз являлась ей и возвещала то же самое. И каждый раз девочка просила отца ударить по скале.
Наконец отец, которому надоели эти приставания, наугад ударил по скале. Неожиданно оттуда забил чистейший источник. Он зачерпнул воды и выпил ее.
Вода оказалась вкусной, но самое удивительное — сразу же как рукой сняло усталость и он почувствовал бодрость во всем теле.
Началась история лурдского источника.
Случилось это почти двести лет назад, когда медицина была еще не развита, слава о Святой воде быстро распространилась по деревням, и множество людей исцелялось ею. Слух дошел до Парижа, и тогдашний император Наполеон III во время тяжелой болезни испил лурдской воды, тайно доставленной ему слугой, и тоже исцелился. Несмотря на это, девочку судили в Марселе, обвинив ее в том, что она — ведьма, но после сложных перипетий оправдали. Святейший престол католической церкви якобы с целью не допустить всевозможных слухов поместил ее в монастырь, чтобы полностью отрезать от общения с внешним миром. Бернадетта, ни с кем не встречаясь, смиренно молилась Богу, прошла через духовные испытания, подобно Иисусу, и вскоре была взята Богом.
В доказательство того, что она не была ведьмой, ее тело не стали захоранивать и прямо в гробу оставили покоиться в ее келье. Перед смертью она вроде бы изрекла: «Уснув на лоне вечного покоя, я смогу видеться с людьми». И сейчас Бернадетта безмятежно спит вечным сном, точно живая.
Тридцать лет назад на обратном пути из Советского Союза я заехал в Париж и проводил летние каникулы с двумя дочерьми, учившимися тогда в Париже, на даче их учительницы по классу рояля. Однажды воскресным днем мы с дочерьми сели на поезд и сошли на второй остановке — в Ньевре. Вмести с нами сошло множество людей, похожих на паломников. Расспросив их, я впервые узнал о спящей святой Бернадетте.