— Значит, вы не в курсе того, о чем только что говорил Дзюндзи?..
— Он сообщил мне сегодня утром, но мне никак невозможно выйти замуж за вашего сына!
— Почему? Не стесняйтесь, объясните, в чем дело.
— Во-первых, у нас разное социальное положение…
— Социальное положение?.. Ну, милочка, до войны это действительно могло служить препятствием, но сейчас у нас эпоха демократии и, по счастью, ценятся прежде всего личные достоинства. Тебе, наверно, это известно?
— К тому же меня выгнали из дома родители, родственники не хотят со мною знаться, так что я стала фактически бездомной сиротой…
— На тебе женится Дзюндзи, твои родители и родственники здесь ни при чем.
— Но для женитьбы у меня нет даже приданого, у меня вообще ничего нет, в моем нынешнем бедственном положении выходить замуж было бы безумием.
Фуми с трудом сдерживала слезы.
— Приданое — это, как правило, никому не нужное барахло. Мой сын женится на такой, какая ты есть. Или, может быть, Дзюндзи тебе противен?
— Противен?.. Я не раз помышляла, ради счастья вашего сына, потихоньку отдалиться от него, но не смогла. С моей стороны это было бы безответственно. Хоть и ничтожно мало, я все же помогаю ему в его работе, дважды в неделю приходя на кафедру. Он обещал, что в будущем я смогу стать полноправным членом коллектива, тогда я буду счастлива каждый день…
— Я уже давно убеждаю Дзюндзи жениться, но он все отнекивался. А теперь он еще и часто ездит за границу на международные симпозиумы… Я уж начала тревожиться, что он там подцепит себе какую-нибудь голубоглазую невесту… Конечно, и невесте с голубыми глазами, раз уж таков выбор моего сына, я была бы рада, но Дзюндзи у меня единственный. Вот я и надеялась, что жена Дзюндзи станет мне вместо дочери. А голубоглазая-то, она, поди, и по-нашенски не понимает, и как там разберешь, что у нее на уме… Вот я и тревожилась… Но примерно год назад он вдруг впервые заговорил со мной о девушках. Я, говорит, познакомился с гениальной девушкой. Я хорошо помню наш разговор. Удивительно одаренная, говорит, девушка: только что окончила школу — и уже студентка университета, вот-вот поступит в аспирантуру. Я тогда посмеялась, но он и после время от времени заводил со мной разговор о «гениальной девушке». Имени ее не называл, но когда я в лоб спросила: «Ты что, влюбился?» — он ответил: «С первого взгляда!» — «Почему же тебе в таком случае, говорю, на ней не жениться?» А он мне: «Женитьба — дело взаимное, одного моего желания недостаточно, все не так просто». — «У нее что, спрашиваю, какое-нибудь наследственное заболевание?» — «Нет», — говорит и рассказал мне о твоей беде, о которой ты только что упомянула. Ну, тут я на него напустилась: «Почему ты не ценишь выгод нашего демократического времени! Как только не стыдно перед девушкой ссылаться на такие нелепые доводы!» — «Ну, раз ты так считаешь…» — говорит Дзюндзи. Разумеется, он как-никак ученый, все должен тщательно обдумать. «Ты будешь рада, если я на ней женюсь?» — спрашивает. «Конечно! Если она чувствует себя несчастной, обездоленной, я постараюсь ее утешить, как собственную дочь». — «Теперь я спокоен», — сказал Дзюндзи и впервые назвал мне ваше имя — Фуми. С тех пор я с нетерпением ждала, когда же он вас представит мне, и вот наконец-то сегодня мы встретились. Я много чего воображала, думая о «гениальной лингвистке», но, увидев вас своими глазами, поразилась. Такая молоденькая… Такая милая, такая красивая, такая любезная и в то же время такая простая девушка! Желаю вам вместе прожить долгие годы в любви и счастье…
Прижимая к лицу платок, Фуми сдерживала набегающие слезы, но в горле стоял комок. То, что она услышала, не укладывалось у нее в голове. Тут заговорил он:
— Мама, хватит. Мне кажется, ты ее только смущаешь…
Фуми поспешно утерла слезы, подняла голову и сказала, обращаясь к матери:
— Простите меня. Я ужасно неловкая… Матушка, я так счастлива. Никогда прежде я не слышала таких ласковых слов.
Ее вновь начали душить слезы, но и мать Дзюндзи в свою очередь всхлипнула и сказала:
— А я так счастлива, что ты назвала меня матушкой!
Некоторое время все трое молчали.
Наконец, мать Дзюндзи уже спокойным голосом сказала:
— Фуми, я должна извиниться перед тобой, равно как и перед сыном. Выслушайте меня оба. Впервые узнав от него твое имя, я радовалась, предвкушая то, что случилось сегодня… Конечно, задним числом это можно объяснить материнской любовью, но, каюсь, я совершила, втайне от Дзюндзи, ужасный поступок…
Она замолчала и некоторое время пребывала в глубокой задумчивости, после чего продолжила:
— Даже если бы свадьба устраивалась через сватов-посредников, наверняка наши взбалмошные родственники проявили бы любопытство. Особенно дядя Дзюндзи, прозванный «папаша из Сибуи». Он задался целью во что бы то ни стало разузнать о происхождении Фуми. Для того чтобы иметь возможность ходатайствовать за вас, если с его стороны возникнут какие-либо претензии, я, после некоторых колебаний, решила сама обратиться с просьбой о расследовании в агентство, услугами которого обычно пользуется дядя. Через два месяца мне представили отчет. Фуми, ваша характеристика была выше всяких похвал. В детстве — девочка-вундеркинд, ныне — надежда науки, обещающая стать лингвистом мирового уровня. И что меня больше всего поразило, по отзывам ваших преподавателей и друзей, будучи специалистом в столь мудреной науке, вы вовсе не высоколобый сухарь, вы любите читать книги Кодзиро Сэридзавы, любите музыку, у вас красивое сопрано… Что до ваших родителей, они из старинных родовитых семей, хотя по своим религиозным убеждениям они отреклись от своих благородных корней, однако батюшка ваш ныне глава одного из местных приходов Тэнри, и все отзываются о нем с большим уважением, короче, — ни одной отрицательной черты. Одно только, что вас изгнали из семьи… Это произошло из-за того, что вы отвергли веру родителей. Но ведь у нас ныне каждому гарантирована свобода вероисповедания. И я уверена, вы поступили так не из-за дурного нрава или непочтения к родителям, а исходя из своих высоких принципов. Да и ваш батюшка осерчал на свою любимую дочку только потому, что всю свою жизнь он посвятил своим религиозным убеждениям. Я была потрясена глубиной его веры. Мне не только не пристало заступаться за него, я могу им гордиться. И ты, Дзюндзи, должен попросить прощения у Фуми за это мое расследование.
— Мама, наверно, уже хватит…
— Ну хорошо. Сегодня пообедаем у нас. Отпразднуем втроем, по-родственному, вашу помолвку.
Она торопливо поднялась.
Стараясь не смущать Фуми, мать Дзюндзи устроила тут же, в гостиной, обед на троих. Сама разлила старое вино в бокалы и объявила тост в честь молодоженов, но Фуми, точно все это было во сне, не запомнила, чем ее угощали, как она отвечала на вопросы… Когда подали десерт, мать попросила молоденькую служанку позвать госпожу Судзу. В вошедшей Фуми узнала женщину, убиравшую у них в квартире, и тут только очнулась от своих грез. Мать представила их друг другу: