Одна из двадцати бесед была целиком посвящена юноше Ито. Я узнал, почему именно его Мики выбрала на роль посредника между Богом-Родителем, Вероучительницей и людьми и как его готовили, дабы соответствовал он этой роли. Прослушав соответствующее место на пленке, я засыпал юношу вопросами: меня интересовали подробности этой его подготовки и вообще его частная жизнь. Ответы произвели на меня глубокое впечатление. Я понял, почему этот стойкий двадцатидвухлетний юноша выглядел несколько старше своего возраста, и сердце мое преисполнилось к нему сострадания. Он успел измениться даже за те четыре месяца, что приходил ко мне, но, сколько я его ни расспрашивал о трудностях аскетической жизни, мне не удалось выяснить ничего определенного, он сказал только, что самое трудное — смирение.
Впрочем, я не собираюсь писать здесь ни о содержании магнитофонных записей, ни о тех суровых духовных упражнениях, которым подвергали юношу. Прежде всего я должен написать об одном событии в моей жизни, которое Мики заставила меня увидеть в совершенно неожиданном ракурсе.
Однажды, уже после капитуляции Японии, в годы ее оккупации союзными войсками, я вылетел в Швейцарию, чтобы принять участие во Всемирном конгрессе ПЕН-клубов в Лозанне. Самолет, на котором я летел, оказался в аварийной ситуации над Аравийской пустыней и едва не упал на землю. Так вот, по словам Мики, все это произошло согласно замыслу Бога-Родителя.
Когда я писал «Вероучительницу», я был преисполнен уверенности в том, что Бог, снизошедший на Мики Накаяма, и есть тот самый Бог, что когда-то сошел на Иисуса Христа, то есть Бог-Творец мира, которого японцы склонны игнорировать в своих размышлениях. Но я никогда не бывал на Святой земле христианства, и, как поведала мне Родительница, Бог-Родитель просто решил воспользоваться случаем, чтобы показать мне Иерусалим. А поскольку эта идея возникла в моей голове благодаря моему другу Жаку, с которым до войны я вместе лечился в туберкулезном санатории во Франции, то Бог-Родитель, очевидно, хотел, чтобы я посетил еще и Францию и, встретившись там с Жаком, возобновил с ним прежние дружеские отношения, а Он был уверен, что, попав на Святую землю, я непременно вспомню о Жаке.
В тот раз я улетал на конгресс в страшной спешке: «Вероучительницу» продолжали печатать в журнале, и я должен был перед отъездом написать впрок сразу несколько текстов. Я впервые совершал такой перелет и был очень рад, получив билет на одномоторный самолет филиппинской компании, вмещающий 40 пассажиров, ведь японцы, будучи тогда на положении военнопленных, не могли сами выбирать подходящий для себя рейс. И вдруг, пролетая над Аравийской пустыней, самолет стал падать. Конечно же я испугался. На борту было пять японцев: Симпэй Икэдзима из журнала «Бунгэйсюндзю», писатель Тацудзо Исикава [27] с женой, летевшие вместе со мной на конгресс, и член Японской академии искусств Мантаро Кубота [28] . Все мы лишились дара речи и молча готовились к смерти.
Тут в салон вышел командир самолета, скорее всего американец. Обратившись к пассажирам, он объявил, что у самолета неисправен двигатель, в связи с чем возможны следующие варианты: 1) мы совершаем вынужденную посадку в пустыне и ждем помощи; 2) возвращаемся в Индию; 3) летим дальше, пока это возможно, в надежде, что подоспеет помощь. Он хотел, чтобы пассажиры выбрали один из этих трех вариантов, а он поступит так, как решит большинство.
— Неужели в такой ситуации командир самолета не может взять на себя ответственность за принятие решения, а готов подчиниться воле пассажиров? Не иначе как этот американец хочет преподать нам урок демократии, — понимающе заметил Икэдзима и стал опрашивать японцев. Мы сошлись на том, что лучше продолжать полет и ждать помощи. Так мы и сказали командиру. Очевидно, большинство пассажиров было того же мнения, во всяком случае мы полетели дальше. Самолет летел довольно низко на небольшой скорости, и раскинувшаяся прямо под нами пустыня была видна как на ладони, мы различали даже что-то вроде верблюжьих останков. Все дрожали от страха в предчувствии близкой смерти. Жена Исикавы сказала, что хочет написать прощальное письмо оставшимся в Японии детям.
И тут вдалеке в пустыне возникла какая-то еле различимая линия, похожая на складку земной коры, которая тянулась до самого горизонта. Удивившись, я обратился к командиру, и он объяснил мне, что это нефтепровод. Услышав это, я сразу же ощутил, как внезапно спало внутреннее напряжение, до сих пор не дававшее мне дышать.
Когда людям хочется иметь нефть, они способны проложить длиннющий нефтепровод даже по бесконечной смертоносной пустыне. Именно это упорное стремление к покорению природы лежит в основе европейской цивилизации. И если мы, все сорок пассажиров нашего самолета, страстно захотим живыми добраться до Рима и станем молиться об этом — а это ведь куда проще, чем проложить нефтепровод через пустыню, — наше желание непременно исполнится. Всем телом, всей душой я возжелал этого и стал молиться о нашем спасении.
Однако скорость самолета была нестерпимо мала, сколько мы ни летели, впереди простиралась все та же бескрайняя, повергавшая в тоску пустыня, мы потеряли счет времени, майское солнце почти опустилось за линию горизонта, а внизу не просматривалось ничего похожего на аэродром. Когда стало совсем темно, мне показалось, что мы совершили вынужденную посадку, и я снова пришел в отчаяние, но тут раздался голос командира. Он сообщил, что мы приземлились в тель-авивском аэропорту в Израиле…
Мы, японцы, даже не знали о существовании такого государства, Израиль. Нам сказали, что мы приземлились в Тель-Авиве, но вокруг было темно, спустившись вниз по трапу самолета, мы не увидели никаких строений, под еле горевшим фонарем стояли два автобуса, нас посадили туда и повезли в город. Всех японцев, за исключением четы Исикава, высадили у маленькой гостиницы «Пиастр», в которой мы и провели ночь.
И хозяин, и весь обслуживающий персонал гостиницы оказались еврейскими интеллигентами, беженцами из Германии, все они говорили на трех языках и были очень рады принять японцев, которые никогда еще у них не останавливались. Они с воодушевлением рассказывали нам о том, как радовались, когда три года назад сбылась их давняя мечта и на земле их предков вновь возникло государство Израиль, что со всех концов света сюда съезжаются евреи, сбросившие с себя многовековой гнет, и с энтузиазмом строят новое государство. С грустью поведали они нам о сложностях в отношениях с арабскими государствами, не желающими признавать Израиль, особенно с Иорданией, с которой они находятся в состоянии войны, и с гордостью уверяли нас, что скоро построят замечательное государство, перед которым все арабы вынуждены будут склонить голову.
На следующее утро, еще до завтрака, молодой служащий гостиницы повел меня к морю, желая показать, как строится город. На берегу Средиземного моря, на белом песке, как грибы, тянулись вверх современные жилые дома Тель-Авива. На улицах росли явно недавно посаженные деревья, похожие на криптомерии, их называли «еврейские дети», повсюду тянулись прекрасные аллеи, вообще у меня было такое ощущение, что я где-то на Лазурном берегу французского Средиземноморья.