– Цыц, закрой рот, давай работать. Нам сегодня всю бадейку наполнить надо, вишь – только дно едва прикрыли. Вот скажу Ефиму, что ленишься, – живо кнута получишь!
– Что ты, что ты, Гаврила, помилуй тя Бог! Я ничего, я работаю.
И споро подхватив новую заготовку, положил ее на наковаленку. Кузнец отработанным движением наложил чекан, удар кувалды – и новая монета летит в бадейку. Хм, я прикинул – на одну монету уходит около полутора минут, добавим время на короткие передышки – где-то около двух минут монета, за час – тридцать штук, за ночь – двести пятьдесят – триста штук. Надо же, станка нет, все вручную, а производительность – будь здоров. А если у этого неизвестного мне Ефима такая кузня не одна? Надо быстрее сообщить мытарю, пусть городской посадник со стражею возьмет этих субчиков за работой; попытает палач немного – выдадут Ефима, а может быть, ниточка и дальше потянется. Я свою работу сделал. И надо поторапливаться, через две недели работа может остановиться из-за зимы.
Отойдя от избы, я взял под уздцы коня, пешком отошел подальше, вскочил в седло – и в Псков. Пусть и есть где-то другие кузницы, вполне вероятно, но кончик веревочки – вот он. Ухватись за него и разматывай дальше.
Издалека были видны редкие огоньки в Пскове да слышен шум трещоток квартальных сторожей. Оставив коня у кузнеца, прошел сквозь каменную стену.
В темноте с трудом нашел дом мытаря, забарабанил в окошко:
– Никодим!
Окно распахнулось, выглянула чья-то помятая бородатая рожа:
– Чего по ночам спать не даешь? Пошел отсюда, а то собак спущу.
– Никодима позови, важное дело.
– Дела днем решать надо, ночью люди спать должны.
– Зови, твою мать, а то сейчас сам в окно залезу!
– Не надо лезть, – раздался голос Никодима, – я уже и сам проснулся. Кто это людям отдохнуть не дает? По какому такому делу? – Выглянув в окно и увидев меня, коротко бросил: – Заходи.
За дверями загремели запоры, дверь распахнулась. Я вошел, и бородатый сторож бросил в спину:
– Ходють и ходють, даже ночью покоя нет от них.
Никодим подхватил меня под локоток и из сеней проводил в кабинет. Мы уселись, и он бросил:
– Говори, я думаю – попусту ночью будить не стал бы. Что случилось?
– Я кузню нашел, где лживые монеты чеканят!
С минуту Никодим хлопал глазами, видно, спросонья не сразу дошло. Осипшим голосом спросил:
– Где?
– Как я и думал – на Шелони, недалеко от Порхово; протока там хитрая есть и избенка в лесу. Кузнеца Гаврилой зовут – больше узнать ничего не успел, решил тебе доложить.
– Это правильно, надо брать мерзавцев. Они там?
– Думаю, до утра будут там. И еще – суденышко видел, на него мешки с монетами грузили, только ушло суденышко. Через две недели хозяин обещал вернуться за новой партией – вроде как последняя ходка, реки от мороза встанут.
– Молодец, за несколько дней многое узнал, самое главное – гнездо нашел. Это сколько верст от Пскова?
Я мысленно прикинул:
– Да с пятьдесят будет.
– Ого!
– Работают они только по ночам, днем их там нет, вот к ночи и надо добраться.
– Сейчас к посаднику нас не пустят, не того мы полета птицы, чтобы нас в любое время пускали.
Мытарь поднялся с кресла, стал расхаживать по комнате, что-то обдумывал. Изредка он бросал на меня косые взгляды. По спине пробежал холодок, не понравились мне его взгляды, было в них нечто такое… Так смотрит убийца на жертву. Когда он повернулся ко мне спиной, я вытащил нож и лезвием сунул в широкий рукав кафтана. Со стороны ничего не видно.
– Ты сам их монеты в руках держал ли?
– Нет, но видел, как их чеканят.
Никодим облегченно вздохнул:
– Ну вот, а ты собирался посадника будить. Вот спросит он тебя – такие ли монеты делают? Что ты ответишь?
– Да говорил же кузнец с подмастерьем о монетах. Ежели не лживые деньги, чего им по ночам скрываться, тайно все на корабль грузить?
– Это еще не вина, может быть, они украшения для подвесок, что девушки носят, печатают? Ну-ка подойди сюда, к столу.
Никодим разложил на столе карту, очень похожую на ту, что он мне дал. Подвинул масляный светильник ближе, бросил:
– Покажи, где это.
Я подошел, левой рукой показал место.
– Хм, верно.
И я краем глаза уловил движение. Поскольку я уже внутренне был готов к тому, что Никодим нападет на меня, резко отшатнулся и в ответ ударил его ножом по руке – до груди или живота я не дотягивался.
Никодим удивленно взглянул на свою руку:
– Шустер! Только из дома ты уже не выйдешь, слишком много успел увидеть и узнать. – Крикнул: – Заходите!
В комнату ввалились два амбала. В руке одного была увесистая гирька кистеня, другой держал здоровенный мясницкий нож.
Вечер переставал быть томным. Самая хорошая оборона – это нападение. Я мгновенно крутанулся на каблуках и метнул в мытаря нож. Никодим явно не был готов к такому повороту событий и даже уклониться не успел. Нож по самую рукоятку вошел в грудь. Мытарь наклонился и упал вперед, лицом на стол, схватился за карту и рухнул. Светильник перевернулся, масло вытекло и вспыхнуло. Я выхватил саблю и метнулся вперед. Колющим ударом вонзил лезвие амбалу с кистенем в живот и, выдергивая, провернул саблю для увеличения эффекта. Здоровые амбалы. В рукопашной на кулачках я им явно не соперник, они бы меня просто раздавили, но с реакцией у них было плоховато. Привыкли мешки да тюки на пристани таскать да в кулачном бою носы сворачивать. Не исключено, что по ночным улицам шныряли, выискивая беззащитных жертв. Но здесь им не тут, не на того напали.
Амбал зажал рану рукой, из-под которой густо текла почти черная кровь. «В печень достал», – мелькнуло в голове.
– Ты это… чего… – И, не договорив, упал.
Грохот был такой, как будто упал шкаф. Наверное, все домочадцы проснулись.
Второй амбал оторопело спросил:
– Ты зачем Федьку? – и шагнул на меня, выставив вперед нож, который лишь немного уступал по длине моей сабле. Я отпрыгнул в сторону, сделал обманный финт и саблей ударил его по плечу. Амбал взревел и выронил нож.
Я крикнул:
– Беги, пожар!
Амбал тупо глядел на меня, потом перевел взгляд на разгорающийся огонь. Вытерев саблю о скатерть, я вложил ее в ножны и ласточкой вылетел в окно. Слава богу, стекол в них не было, простая слюда. Стекла – удел князей и дворян, дорого стоило на Руси стекло.
Приземлившись на землю во дворе, перемахнул забор. В доме раздавались крики, окно ярко освещалось пожаром, огонь жадно лизал деревянный пол, шторки, мебель. Домочадцам сейчас будет не до меня, а вскоре и соседи сбегутся. Деревянные дома горят быстро, чуть промедлил – и пламя перекинется на соседние дома.