Но пилоты вылетали на этих «ведрах с гайками» бить врага!
А разбивались сами.
Так что, Маленков – враг народа? Или просто трусливый чиновник, напрягавший авиапром, чтобы заводы клепали самолеты любой ценой, лишь бы побольше? А черт его знает…
Или взять «Ленинградское дело», когда этот зажравшийся номенклатурщик выступил против героев блокады.
Считал кто, сколько блокадников расстреляли по приказу «Мордастого»? А сколько летчиков разбилось? А евреев-антифашистов, погибших по его вине, считали?
В общем, сволочь та еще. И не давит же на него страшный «груз 200»…
Тут даже один интересный вывод напрашивается.
Хрущева ли числить в заговорщиках? Или Маленкова?
Как ни крути, как ни верти, а к 50 годам именно «Мордастый» станет вторым в стране после Сталина.
С другой стороны, впервые Маленков так и не сумеет выдвинуться.
Не дано. Харя-то у него здоровая, а вот харизмы маловато будет.
Но это все так, политика. Ему-то что делать?
Как противостоять альянсу Мордастого с Лысым?
Берии нажаловаться? А толку?
Выкрутятся же… А ему может «прилететь»…
Нет, тут надо действовать хитро, продуманно…
С этой мыслью Быков и уснул.
Он проснулся на рассвете, из-за того, что продрог – роса была обильная.
Тихонечко сделав зарядку, Быков доел припасы, прикопал баночки и скрытно двинулся вокруг деревни.
Едва он обошел ее, замечая на огородах редких старух да стариков, как послышался гул автомобиля.
Взревывая, мощный «Бюссинг» проехал мост и развернулся.
Показалось около десятка немцев.
Громко болтая и смеясь, они выгрузили три бочки – с маслом и горючим.
Григорий поспешил продолжить свой путь, топая вдоль дороги.
Не сразу, но он нашел-таки подходящее место – здесь колея резко заворачивала, и придорожные кусты выглядели изрядно потрепанными. Видно, машины цепляли их бортами.
То, что ему и надо. Если выскочить на дорогу из кустов, то водитель с экспедитором, или кто он там, не заметят ничего в зеркальцах заднего вида.
А чего «Бюссингу» порожняком ехать? Правильно?
Пускай его подбросит… Хотя бы до аэродрома.
А там видно будет.
Кое-как пристроив за спиной ручной пулемет, Быков приготовился к «автостопу».
Только бы в кузове никого не было…
Вскоре Григорий расслышал близившийся рев мотора.
Качаясь и переваливаясь, «Бюссинг» одолевал проселок.
Да, машинка, это тебе не автобан!
Рыча и пыхая горячим чадом, грузовик проследовал мимо и свернул, царапая бортом кусты.
Быков выскочил на дорогу и припустил за машиной. Та не гнала, и вскоре он вцепился обеими руками в задний борт.
Поднапрягся, вытянул себя наверх и перескочил в кузов.
Там, покачиваясь на тюках с нестиранным бельем, задумчиво лежал немец в пилотке и с ромашкой в зубах.
Увидав русского, он цветок выронил, а больше ничего и не поспевал.
– Аллес, аллес, – пролепетал он, – Гитлер капут!
Быков молча упал на колени рядом с ним и вцепился пальцами в хилую шейку.
Возможно, на этом солдатике и нет крови, но он носит форму вермахта. Стало быть, враг.
Немец обмяк, и Григорий размял пальцы, после чего завалил труп тюками. Порядок…
Орднунг юбер аллес.
Подвывая мотором, «Бюссинг» вынырнул из леса, сворачивая на широкую просеку.
Потом и она осталась за спиной – обширное травянистое пространство раскинулось вокруг.
Грузовик прибавил скорости и покатил на восток, слегка забирая к северу – в той стороне снова тянулась зубчатая полоса леса.
Над ним кружила пара самолетов. Аэродром.
Не сказав спасибо, Быков спрыгнул в укромном месте и юркнул в чащу.
Сначала – разведка.
К летному полю он вышел где-то около полудня, если не позже. Лесок оказался почище иной штурмполосы – коряги, овраги, болотца, бурелом…
Вблизи самого аэродрома деревья были выпилены, оставляя широкую полосу, которую засветло не пересечешь – часовые с вышек мигом засекут.
Дальше тянулась ограда, затканная колючей проволокой, за ней стояли приземистые склады, бараки для обслуги и пилотов.
В широкие просветы между дощатыми зданиями проглядывали самолеты.
Быкову были видны два «фоккера», и еще нос бомбовоза просматривался, «Хейнкеля-111».
Ну, с «Фокке-Вульфом» он, скорее всего, справится. Лишь бы тот заправленным стоял.
Все самолеты более-менее одинаковы. Немецкие даже удобнее – в кабинах все продуманно, все сделано для того, чтобы облегчить жизнь не конструктору, а пилоту.
Но здесь не лучшее место для просачивания на ту сторону – вышка больно уж близко. А если на ней еще и прожектор имеется…
«Будем искать!»
Прячась за деревьями и кустами, Григорий прошел метров сто, огибая аэродром.
А вот тут, кажется, подходяще.
На месте вышки виднелась глубокая воронка от бомбы, обрывки проволоки скручивались по сторонам, словно распахивая колючие объятия.
Милости просим, камрад!
Быков тихонько удалился в лесок, забился под колючие лапы единственной елки и притих.
Закрыл глаза, принуждая себя успокоиться.
Надо дождаться, пока стемнеет…
Светало рано, но и темнело тоже быстро.
Едва солнце кануло за горизонт, все вокруг объял сумрак, утопил мир в густой сапфировой синеве.
На аэродроме вспыхивали и гасли прожектора, ревели моторы.
Именно сейчас, с подходом ночи, жизнь за колючей проволокой забурлила.
Надо полагать, отсюда взлетали «Хейнкели» и «Юнкерсы», что бомбили Ярославль и Горький.
Из леса Быков выполз и медленно приблизился к воронке.
Орднунг – орднунгом, а колючую проволоку так и не натянули по новой.
Ну, нам же лучше…
Измазавшись в траве и глине, Григорий выбрался к складу, представлявшему собой большой навес над бочками с горючим.
Его охранял пулеметчик, засевший за мешками с песком, а по натоптанной тропе бродил дозорный с карабином на плече.
Туда и обратно, туда и обратно. Ходит, как заведенный.
Дождавшись, пока часовой повернется к нему спиной, направляясь «туда», Быков на цыпочках прошел к бараку, пахнувшему свежеспиленным деревом, и приник к стене.