Дождливым ноябрьским днем насквозь промокшая Кристиана появилась в трейлере Бингов и пригласила всех троих на обед к себе домой. От нечего делать братья вот уже неделю подряд ворчали по поводу ее дружбы с Ником, называя его франтом и снобом. Она устала от ехидных замечаний и хотела доказать, что на самом деле он совсем другой: простой, скромный и очень добрый человек. В тот вечер золовки готовили традиционный польский стол: колбаски, клецки, тушеные овощи и прочие любимые блюда. Кристиана надеялась, что все трое не откажутся прийти.
– А я-то как раз собрался пойти с мальчиками в столовую, – с улыбкой признался Николас. Понимая, что сыновья нуждаются в полноценном питании, он старался как можно чаще пользоваться общей кухней, но порою все-таки довольствовался собственной жалкой стряпней. И то и другое быстро надоедало. К счастью, Галина и Сергей часто приглашали к себе и кормили чудесно приготовленными чешскими блюдами. – С радостью придем. – Он от души поблагодарил Кристиану, а она попросила не опаздывать: обед начинался в семь.
В эти дни цирк взволнованно обсуждал захват немцами польской столицы. Варшава пала примерно месяц назад. Николас не сомневался, что семья Кристианы тоже тяжело переживает горе своей родины, и ждал разговора на эту больную тему. В последнее время среди артистов начались враждебные стычки. Чувства затмевали разум, страх за оставшихся в оккупации родственников все чаще перерастал в открытую агрессию. На днях польские гимнасты напали на группу немецких дрессировщиков. В открытый конфликт с немцами вступили также английские наездники. В результате Джон Ринглинг Норт поспешил выпустить воззвание, в котором предупреждал всех сотрудников цирка о необходимости соблюдать сдержанность – независимо от национальных чувств и политических симпатий.
Прошел слух, что Ник Бинг был вынужден покинуть Германию из-за еврейских корней, а потому антинемецкая коалиция оставила его и мальчиков в покое. Если бы не эта сплетня, им бы тоже грозил самосуд, но пока опасность не ощущалась. Николас, со своей стороны, избегал разговоров о политике со всеми, кроме Кристианы, а также Галины и Сергея, которые стали его близкими друзьями. Он имел веские основания ненавидеть Гитлера, однако предпочитал не высказывать своего отношения вслух – так казалось разумнее и спокойнее. Один из аттракционов с хищниками принадлежал двум немцам, не скрывавшим симпатий к фюреру. Николас старался поменьше с ними общаться и не высказываться в их присутствии по поводу происходящих в мире событий. Неприятностей ему хватило дома, так что наживать новые не хотелось. Он до дрожи волновался за отца, Алекса и Марианну. Письма теперь шли долго, так что новости приходилось узнавать главным образом из информационных роликов в кинотеатрах, куда он старался ходить как можно чаще, и из газет. Жаль только, что пресса маленьких городков интересовалась главным образом местными новостями и едва упоминала о войне. Америка не принимала участия в боевых действиях, а потому в сельских штатах проблемы далекой Европы мало кого интересовали.
Семья Маркович занимала четыре трейлера. По указанию Кристианы Николас с мальчиками пришел в трейлер ее отца. Перед этим он предусмотрительно купил несколько букетов цветов – для тетушки, невесток и самой Кристианы – а также бутылку водки для мужчин. Появиться в гостях с пустыми руками он считал неприличным. Первый букет преподнес тетушке, подобно отцу, прикованной к инвалидному креслу. Та расплылась в улыбке.
– Благодарю за приглашение к обеду, мисс Маркович. – Он знал, что сестра отца никогда не была замужем. Совсем юной, в восемнадцать лет, она сорвалась с проволоки и покалечилась, а сейчас ей было уже далеко за пятьдесят. Шандор Маркович всегда заботился о сестре – и тогда, когда был здоров, и сейчас, после того как сам потерял возможность двигаться. Тетушка вела хозяйство большой семьи: шила костюмы, распоряжалась деньгами, присматривала за детьми. Племяннице она заменила мать. Кристиана называла ее сварливой и придирчивой, но в то же время любила куда больше, чем братьев и их жен. Те нередко обращались с девушкой несправедливо, и Николас подозревал, что они попросту завидуют ее таланту и успеху. Невестки в семейном номере не участвовали, но не могли смириться с молодостью Кристианы, ее красотой, грацией и мастерством. А если бы вдруг узнали об отношениях с элегантным наездником, то заклевали бы окончательно. Они считали, что сказочный принц слишком хорош для их Золушки. Особенно раздражал завистниц совместный успех Николаса и Кристианы: бурные овации публики они воспринимали крайне болезненно и пытались найти любой самый пустячный повод, чтобы уязвить золовку.
Запах колбасок и других блюд восточноевропейской кухни сразу напомнил Николасу о домах арендаторов в фамильном поместье. Он любил простую еду и в детстве всегда радовался, когда его приглашали к столу. Изысканные блюда в доме отца – гуси, утки, оленина, фазаны – нравились ему меньше. Пауль был заядлым охотником и часто добывал дичь, но Николас всегда предпочитал колбаски. Вот и у Лукаса при виде накрытого стола сразу загорелись глаза: угощение напоминало немецкую крестьянскую еду и выглядело очень аппетитно. Николас тоже обрадовался простому обеду и возможности ближе познакомиться с родными Кристианы. В цирковом мире эти люди считались аристократами, так что за празднично накрытым столом состоялась знаковая встреча двух благородных семейств.
Братьев порадовала водка: Николас постарался купить лучшую марку из всех, доступных в окрестных магазинах.
Как и следовало ожидать, в мужской компании разговор зашел о войне, и один из братьев прямо спросил, почему Бинг уехал из Германии. Видимо, слухи до него не дошли, а Кристиана не сочла нужным что-то объяснить. Сейчас она вместе с невестками осталась на кухне, чтобы закончить приготовления. Тетушка оживленно обсуждала с Лукасом намерение стать клоуном; она считала, что карьера гимнаста на трапеции более почетна, однако мальчик твердо стоял на своем. Тобиас вежливо слушал разговор и отвечал на вопросы. Он признался, что хочет стать ветеринаром и лечить лошадей, однако тетушке это занятие казалось невероятно скучным.
– Почему вы год назад уехали из Германии и перебрались сюда? – поинтересовался младший из братьев.
– Потому что выяснил, что моя мать, которую я не знаю, наполовину еврейка, – просто ответил Николас, глядя ему в глаза. Он знал, что Марковичи – этнические поляки, и понятия не имел, что они думают по этому поводу, однако скрывать правду не собирался. – Нацисты начали преследовать евреев и понуждать их к эмиграции. Это было незадолго до «хрустальной ночи». Нам пришлось срочно покинуть родину, чтобы не попасть в концентрационный лагерь или в тюрьму.
– Вы не похожи на еврея, – заметил старший брат, разливая водку из принесенной гостем бутылки. Марковичи залпом осушили стаканы, а Николас с трудом проглотил свою порцию и едва удержался, чтобы не поморщиться: пил он редко, и сейчас огненное зелье обожгло горло.
– Во мне лишь четверть еврейской крови, – пояснил он. – Отец – католик, а мать наполовину еврейка.
– К тому же поговаривают, что вы граф, – саркастически продолжил Питер и налил по новой. В комнату вкатился отец, с удовольствием опрокинул стакан и в упор посмотрел на Николаса.