Ефросинья молча стояла у окна, по которому барабанил дождь: лето нынче выдалось мокрое.
— А может, не заладилось что-то у Кончака? — размышлял Игорь. — Может, не люба Владимиру дочь его? Как думаешь, жена?
Ефросинья повернулась к Игорю, зябко кутаясь в тёплый платок, подняла на него заплаканные глаза и промолвила печально:
— Какая радостная уехала Агафья с сыном в свой Рыльск. И Ольга не нарадуется на своего Всеволода. И жена Рагуила. Немало женщин ушли сегодня с нашего двора, держа за руку своих ненаглядных... А ты заметил, как много горожанок ушли отсюда ни с чем? Они тоже плакали, но их слёзы были слезами горя, а не радости. Наш, Игорь, хоть по-прежнему в плену, зато жив.
Игорь подавил раздражённый вздох. Порой чувствительность Ефросиньи была ему неприятна.
Всеволод и Ольга ещё какое-то время жили в тереме Игоря. Каждый день задавались пиры, на которые приглашались вернувшиеся из неволи бояре и их сыновья.
Мужские разговоры, сдобренные хмельным питьём, часто теряли меру в пылу спора либо в обсуждении очередного похода в Степь и резали женский слух грубыми высказываниями или неприкрытой бранью.
Поэтому Ольга и Ефросинья, устав от мужского общества, часто уединялись, чтобы поговорить о наболевшем.
— Послушать Всеволода, так он неплохо жил в плену, — заметила как-то Ефросинья.
— А разве ханы страдают, угодив в плен к русичам? — пожала плечами Ольга. — Тем более что иные из ханов доводятся родственниками русским князьям.
— Вот и моему Владимиру Кончак свою дочь в жёны прочит, — с грустной задумчивостью промолвила Ефросинья. — Хоть бы одним глазком взглянуть, какая она.
— Чай, не страшнее наших русских девиц, — улыбнулась Ольга. И, посерьёзнев, спросила: — У тебя с Вышеславом-то как?
Ефросинья печально вздохнула:
— Всё кончилось, Олюшка. Вышеслав недавно женился, боярскую дочь за себя взял. Была я на свадьбе, видела его суженую. Молода, пригожа, не чета мне. Зовут Василисой.
— Ну и не страдай. — Ольга обняла подругу за плечи. — Всё едино к тому и шло. Я вижу, Игорь к тебе переменился. С чего бы это?
— Другим он из плена воротился, — ответила Ефросинья, — переболел душой.
— Правду молвят, не бывает худа без добра, — заметила Ольга.
— Они вон опять поход замышляют, — кивнула Ефросинья в сторону двери, из-за которой доносились громкие голоса мужчин. — Стало быть, закончится это добро новым худом.
— Теперь-то Игорь и Всеволод не отважатся в Степь одни идти, — сказала Ольга. — Хватили лиха-то...
Проводив Всеволода в Трубчевск, Игорь отправился в Киев.
— Унижаться еду, — сказал он на прощание Ефросинье, — выклянчивать у Святослава злата-серебра. У него-то сундуки полны богатств, не то что у меня.
Из Киева Игорь вернулся раздражённый.
— Отсыпал мне гривен князь киевский от щедрот своих. Однако и нравоучениями не обошёл, — жаловался он жене. — А тут ещё приехали к нему на праздник Рождества Иоанна Предтечи [112] оба Ростиславича, Рюрик и Давыд. Так тоже попрекали меня гордыней и неразумием, как будто сами святоши! Я, видишь ли, замыслы ихние порушил, внёс раскол в единство. Мол, на мне смерть Владимира Глебовича, разорение погаными Римова и прочих градов. Каково, а?
Ефросинья успокаивала мужа:
— Полно кручиниться, свет мой. Слова, сказанные тебе князьями, давно отзвучали, пусть умолкнут они и в памяти твоей. Будь глух к упрёкам, ведь ты благим делом занят, вызволяешь из неволи ратников своих. Тебе, а не Рюрику с Давыдом, будут благодарны подданные твои, Игорь. Пусть пришлось поклониться лишний раз, где-то смолчать, где-то очи опустить. Через унижения ты же возвысишься в будущем, возвратив из плена воинов своих. Тем дороже будут для тебя соратники, через столькие труды твои домой возвращённые.
Растроганный Игорь обнял Ефросинью:
— Что мне богатства Святослава, когда ты у меня чистое золото!
Очередное посольство в Степь возглавил боярин Рагуил.
Игорь полагал, что тысяцкий, сам побывавший плену, сумеет лучше договориться с половцами, среди которых, по его признанию, у него появились друзья.
И не ошибся.
Рагуил надолго задержался в половецких кочевьях, зато вернул на русскую землю Всеволодовых курян, многих ратников рыльских, новгородских, путивльских. Разошлись бывшие пленники по своим городам и весям. Ожила вотчина Игорева. Вновь зазвучали весёлые песни над Сеймом и Десной, прибавилось тружеников на полях. Куда бы ни поехал Игорь, по делам ли, на охоту ли, всюду люди встречали его с радостью, благодарили за хлопоты о невольниках русских.
Эти благодарные лица, мужские и женские, стояли у него перед глазами, слова, сказанные ему от чистого сердца, звучали в ушах. Игорь стал часто задумчив, даже отрешён...
Как-то захотелось князю посмотреть, как поживает его старинный друг. Сел на коня и в сопровождении двух гридней поехал в Путивль.
Вышеслав встретил Игоря радушно. Первым делом показал отстроенный заново княжеский терем.
Осматривая помещения, сверкающие прозрачным богемским стеклом в небольших окнах, прохаживаясь по пахнущим стружками полам, поднимаясь по витым ступеням на второй ярус огромного терема, Игорь не скрывал восхищения от увиденного.
— Славно потрудились киевские плотники-то, — с улыбкой молвил Игорь. — Буду в Киеве, непременно поблагодарю Святослава Всеволодовича. Вот вернётся из плена мой Владимир, будет здесь жить. Посажу его князем в Путивле!
— А я куда же? — спросил Вышеслав.
— А ты будешь при сыне моём воеводой.
Статная, румяная Василиса поднесла князю кубок с вином.
Игорь осушил кубок и по русскому обычаю расцеловался с Василисой. Затем пожелал увидеть её дочь.
Василиса сама вынесла новорождённую, завёрнутую в пелёнки.
Игорь глянул на крошечное личико и улыбнулся радостно.
— Как нарёк-то? — спросил он Вышеслава.
— Гориславой, — чуть помедлив, ответил тот.
* * *
Миновал ещё без малого год, прежде чем Владимир наконец воротился на Русь. Вернулся он не один, а с юной женой и новорождённым сыном.
Желая сделать Игорю приятное, хан Кончак отпустил без выкупа всех остававшихся у него Игоревых ратников, около трёхсот человек. Вместе с Владимиром прибыл в Новгород-Северский Игорев побратим Узур.
— Вот, князь, возвращаю тебе сына, живого и невредимого, — сказал Узур встречавшему его Игорю. — Как видишь, я сдержал своё обещание. А как поживает мой сын?
— Об этом ты спроси у него сам, — с улыбкой проговорил Игорь, отходя в сторону.