Помалкивали и его думные бояре, не привыкшие слово наперёд князя молвить.
— Так что мне передать Святославу Всеволодовичу, княже? — нарушил молчание нетерпеливый Кочкарь.
Игорь взглянул на него и промолвил, так чтобы слышали все в зале:
— Передай Святославу Всеволодовичу, что я не видел от него такого добра, а от своего тестя — такого зла, чтобы обнажать меч на одного по воле другого. Ступай!
Кочкарь удивленно хлопал глазами, по его круглому бородатому лицу расползлось недовольство. Он сказал, не сдержавшись:
— Такой ответ не понравится Святославу. Поостерегся бы ты, княже, ссориться с великим киевским князем.
— Ступай! — повторил Игорь, сдвинув брови.
Кочкарь и вся его свита удалились.
Придя в покои супруги, Игорь не скрывал горделивого самодовольства. Вместе с ним был Вышеслав, который тут же поведал Ефросинье о том, какой ответ дал её муж киевскому князю.
— Ответ, достойный древних римлян, — добавил Вышеслав, зная пристрастие Игоревой супруги к античным временам и героям.
Ефросинья бросилась обнимать Игоря.
— А я-то боялась, что Святослав Всеволодович принудит тебя воевать с моим отцом, — призналась она.
— Я не холоп, чтоб меня принуждать, — свысока Обронил Игорь. — Пусть киевский князь впредь знает об этом!
Всеволод, как и Игорь, отказался участвовать в подходе на Галич.
Видя, что среди Ольговичей нет единства, Давыд Ростиславич тоже не пожелал воевать с Ярославом Осмомыслом. Свой отказ смоленский князь обосновал тем, что не может оставить без защиты свою волость.
«Ежели Игорь и Всеволод идут поперёк киевскому князю, который им вместо отца, то что им стоит опустошить мои владения в моё отсутствие, мстя мне за поражение под Друцком», — заявил Давыд своему брату Рюрику.
Вслед за Давыдом отказался ополчаться на галицкого князя и Ярослав Всеволодович.
— Уйду я к Галичу с дружиной, а Игорь в Чернигове сядет. Он давно на Чернигов облизывается, — сказал Ярослав старшему брату. — Либо призовёт половцев и все мои сёла на разор пустит, ведь Кончак ему друг.
Нечего было Святославу возразить, а потому нс смог он разубедить Ярослава.
Кончилось тем, что и Рюрик не захотел без брата Давыда начинать войну с сильным галицким князем.
Поход на Галич провалился.
Ефросинья написала отцу письмо, в котором извещала его о благородном поступке своего мужа. Другое письмо Ефросинья отправила с гонцом к брату во Владимир-Волынский, предлагая ему в случае край ней нужды искать прибежище в Новгороде-Северском.
Если про первое письмо жены Игорь знал и даже читал его, то второе послание Ефросинья послала к брату тайком от мужа, по совету Вышеслава.
В беседе с княгиней Вышеслав сказал, что отказ Игоря пойти войной на своего тестя — это одно.
А принять у себя нелюбимого сына Ярослава Осмомысла — совсем другое. Ведь в последнем случае на Игоря может обрушиться гнев Галицкого князя. Понимая это, Игорь может и не осмелиться приютить своего шурина, так как его благородные порывы пока только порывы, но не склад характера. Вот когда Игорь обретёт душевную стойкость, подобно библейскому Давиду [90] , тогда его поступки станут образцом христианской добродетели.
«С нашей помощью Игорь обретёт стойкость духа и станет поистине выдающимся князем на Руси», — заверил Ефросинью Вышеслав.
Однажды Игорь застал жену за чтением какого-то пергамента, причём Ефросинья была так увлечена, что оставила на время вязание на пяльцах. Её лицо, озарённое мыслью, светилось радостью, глаза сияли. Склонённый профиль лица Ефросиньи в этот миг поразил Игоря своей красотой.
— О чём читаешь, лада моя? — ласково спросил Игорь, приблизившись к жене и мягко коснувшись её плеча.
— О тебе, мой любый. — Ефросинья взглянула на Игоря снизу вверх и улыбнулась, заметив недоумение у него на лице. — Прочти. — Она протянула ему пергаментный лист.
Держа пергамент в руках, Игорь пробежал глазами начало текста. Написано было по-славянски.
Текст гласил, что в такой-то год началась смута в Галиче. Бояре галицкие поднялись на князя своего Ярослава Осмомысла, виня того в умерщвлении ядом законной супруги. Желали бояре сместить с трона, Ярослава и посадить князем его старшего сына Владимира.
Игорь посмотрел на Ефросинью.
— Дальше читай, — сказала Ефросинья.
Дальнейший текст обрисовывал ситуацию, когда южнорусские князья во главе с киевским князем Святославом Всеволодовичем вознамерились было силой утвердить изгнанного отцом Владимира в Галиче. Но поход сорвался по вине христолюбивого новгород-северского князя Игоря Святославича, «который не пожелал проливать кровь христианскую, не видя в том для себя ни чести, ни славы». Отказ новгород-северского князя и его брата Всеволода от войны с Ярославом Осмомыслом разрушил союз князей, ополчившихся на Галич. Кто-то из князей устыдился этой затеи, кто-то убоялся прослыть зачинщиком раздоров. Иные и готовы были воевать с галицким князем, но не смели, ибо не могли тягаться с ним силою, оставшись в меньшинстве.
«Доброе слово утешит страждущего, добрый поступок способен вразумить заблудшего и отвратить от зла зачерствевшего сердцем», — было написано в конце.
— Это что — летопись галицкая? — спросил Игорь, сворачивая пергамент в трубку и возвращая жене. — Откуда она у тебя?
— Нет, это не галицкий летописный свод, — промолвила Ефросинья, любовно поглаживая своими белыми пальцами свёрнутый пергамент, — это наша местная летопись.
Игорь подсел к жене:
— И кто же её пишет?
— Монахи, что на книжном дворе трудятся, — ответила Ефросинья. — Ты не рад этому?
— А Вышеслав к сему делу не причастен? — Игорь хитро прищурился. — Уж больно слог знакомый.
— Что в том плохого? — Ефросинья обвила шею мужа руками. — У Александра Македонского в войске был философ Каллисфен, который прославлял на бумаге все победы царя. У императора ромеев Юстиниана был придворный летописец Прокопий из Кесарии, благодаря которому мы ныне знаем о войнах ромеев с вандалами и арабами. Был свой летописец и у твоего пращура Ярослава Мудрого...
После беседы с Ефросиньей Игорь позвал к себе Вышеслава.
Когда тот пришёл, Игорь положил перед ним на столе взятый у Ефросиньи пергамент и спросил:
— Твоя задумка?
Вышеслав не стал отпираться:
— Моя.
— К чему всё это? Растолкуй.
— На Руси издревле летописи составляют не только в Киеве иль Новгороде Великом, но и в прочих городах.