Уступая неистовой воле женских рук, Игорь приблизился к ханскому ложу и опустился на его край. Жужа ластилась к нему, стараясь снять с Игоря то сапоги, то рубаху.
— Ах, оставь. — Игорь силой усадил мадьярку рядом с собой.
— Здоров ли ты, князь? — спросила Жужа и приложила ладонь ко лбу Игоря. — Не узнаю я тебя. — Мадьярка грустно вздохнула. — А я к реке сбегала, тело своё омыла, чтобы возлечь рядом с тобой чистой и благоухающей, как Ева.
Игорь с нежностью взглянул на свою наложницу и провёл рукой по её длинным распущенным волосам, от которых исходил ни с чем не сравнимый тёплый аромат.
— Не до веселья мне ныне, ни до чего другого, лада моя, ибо слышу я, как земля гудит. То половцы идут на нас от Дона и от моря.
Жужа притихла, прислушалась. За войлочной стенкой шатра шумел лагерь, русичи праздновали победу. Слышались песни, весёлые голоса, смех...
Мадьярка опять посмотрела на князя: странный он сегодня!
Дружины Владимира и Святослава Ольговича вернулись из погони лишь к полуночи. Задержка произошла из-за пленников, часть из которых была вынуждена идти пешком, поскольку верхом на конях ехали прежде всего женщины и дети.
При виде полона веселья в стане прибавилось.
Владимир вбежал в шатёр к отцу, желая похвастаться ратным успехом. Он в смущении застыл на месте, узрев нагую Жужу, распростёртую на ложе. Мадьярка и раньше позволяла себе вольности в отношениях с Владимиром, красота которого уже притягивала женские взгляды.
Игорь сам укрыл молодую женщину одеялом, видя, что она не собирается прятать от юноши свои прелести.
— Взял ли ты хана, сын мой? — спросил Игорь.
— Дружинники Святослава почти настигли хана, отец, — ответил Владимир, не скрывая досады. — Но конь оступился, и хан при падении на землю сломал себе шею. Зато я захватил двух беев и всех ханских жён:
— Ты уже выбрал себе на ночь половчанку, мой мальчик? — промурлыкала Жужа.
Игорь бросил на мадьярку недовольный взгляд и Сложил руку сыну на плечо:
— Я понимаю, ты устал, Владимир. Но отдохнуть тебе не придётся. Зову тебя на совет в шатёр Всеволода Святославича.
На совете Игорь и Ольстин настаивали на немедленном выступлении.
Всеволод возражал:
— Лошади в дружинах Владимира и Святослава заморились совсем после долгой скачки. Коль немедленно выступим, на первых же вёрстах падеж начнётся. Да и куда нам идти в ночь-полночь! Всё небо туча ми заволокло: ни звёзд, ни луны не видать. Заплутаем и войско вымотаем без толку. Предлагаю выступить на рассвете. И кони отдохнут, и с пути не собьёмся.
— А ну как поганые с рассветом нагрянут! — серди то сказал Ольстин.
Всеволод пожал широкими плечами:
— Нагрянут — биться будем. Мы за тем и шли сюда.
— Утро вечера мудренее, — вставил Святослав Ольгович. — Может, лгал половчин, чтобы нас с толку сбить. На самом-то деле, может, ханы по своим кочевьям рассеяны. Когда они ещё вместе соберутся.
— Кого нам страшиться, отец?! — воскликнул Владимир. — Иль в малом числе пришли мы на землю Половецкую?
Игорь уступил, согласившись дождаться рассвета, до которого и так оставалось не больше трёх часов.
Вышеслав прикорнул возле потухшего костра, подложив под голову седло и завернувшись в плащ. Рядом вповалку спали дружинники.
Едва первые лучи солнца брызнули из-за кромки далёкого горизонта, воинов подняли на ноги чистые и звонкие звуки боевой трубы.
Ратники торопливо подкреплялись, разбирали оружие, седлали коней.
Князья, посовещавшись, решили оставить в половецком стане пленённых старцев и женщин с малыми детьми. Из половецких кибиток русичи взяли с собой лишь двухколёсные, нагрузив их захваченным добром.
Войско выступило. Впереди шла дружина Игоря. За нею куряне Всеволода. Потом, растянувшись длинной змеёй, двигался пеший полк. Чуть приотстав от пешцев, шли дружины молодших князей. За ними тянулся обоз и пленные. Замыкали колонну черниговские ковуи во главе с Ольстином.
В таком порядке войско двигалось полдня. Во время полуденной передышки прискакали дозорные, сообщив Игорю, что в нескольких вёрстах к востоку отдыхает после трудного перехода большая половецкая орда.
— По всему видать, держат путь поганые к речке Сюурлий, — сказал старший дозорный. — Идут нехристи без обозов, со множеством запасных коней.
Всеволод предложил напасть на половцев и; пользуясь внезапностью, разметать всё их воинство.
Игорь решил иначе.
— Пускай поспешают ханы к речке Сюурлий, сказал он, — мы уклонимся в сторону и пропустим их. Слава богу, степь широка. Сражаться тут с донскими половцами, когда нам в спину могут ударить лукоморские орды, опасно.
Спешно снявшись с лагеря, русичи повернули на запад.
Игорь гнал войско вперёд, не давая передышки. Он знал, что, не найдя русские полки на реке Сюурлий, ханы бросятся в погоню по следам. Имея заводных лошадей, половцы очень скоро могут настичь уставшую пешую рать Игоря, к тому же отягощённую обозом...
Вскоре опять примчались дозорные с известием, что от реки Самары двигаются навстречу русичам несметные половецкие рати.
«Скорее всего это идут лукоморские ханы. Обходя речку Сюурлий с запада, они хотят одновременно с донскими ханами, идущими с востока, окружить нас», — сообразил Игорь.
Он повернул войско к северу, намереваясь к ночи выйти из расставленной ловушки. На пути стали всё чаще попадаться солончаки и топкие болота, где вязли лошади, намертво застревали повозки и пешие ратники продвигались с трудом.
Смеркалось.
Люди валились с ног от усталости, но Игорь и слышать не хотел об отдыхе. Нужно непременно до ночи выбраться из этого гиблого места! Нужно проскочить в ту лазейку, какая ещё оставалась, покуда половцы не разгадали манёвр!
Сначала Игорь велел бросить повозки, а их содержимое — серебряные блюда и сосуды, чеканные золотые чаши и подносы, дорогие паволоки и плащи из аксамита [106] , шёлковые покрывала и шаровары, бухарские ковры и шкатулки из слоновой кости, полные монет, — швырять в вязкую болотную грязь, наводя гать для идущего войска.
У Ольстина при виде этого выпучились глаза. Он бормотал как помешанный, шагая по скаткам ценнейших тканей, по золоту и парче, втоптанной в болотную жижу:
— Господи, по злату-серебру на смерть идём! С бою богатство взяли и за просто так в грязь втоптали!.. Что творится, Господи!.. Что творится!..
Когда совсем стемнело, а болоту всё не было конца, Игорь приказал убивать пленных степняков и их телами мостить дорогу. Стоны и вопли несчастных, которых закалывали копьями и рубили топорами на глазах у жён, сестёр и дочерей, находившихся тут же, далеко разносились в ночной тишине.