«Ах, Даглесс, – сказала она себе, – ты опять влюбилась в неподходящего мужчину. Если он не кандидат в тюремную камеру, значит, гоняется за каждой юбкой». Секунду назад Николас проклинал Даглесс, называя ведьмой, а в следующее мгновение уже ее целовал.
После того как Николас вернулся в шестнадцатый век, его казнили. Потому что они не сумели добыть нужные сведения. Даглесс посчитала, что они смогли бы открыть все тайны, если бы она не тратила время на ревность к Арабелле. Если бы задавала окружающим больше вопросов и провела бы нужное расследование, вполне сумела бы спасти жизнь Николаса.
И вот ей дали еще один шанс, а она… она повторяет все те же ошибки. Позволяет эмоциям ослепить себя. Вместо того чтобы исполнить свой долг, она целиком поглощена любовью к Николасу. Но ведь эти поразительные, невероятные переносы во времени происходили только затем, чтобы жизни и состояние Стаффордов были спасены. А Даглесс впадает в припадки ревности, как глупая школьница, только потому, что взрослый мужчина решил перепихнуться с какой-то женщиной в виноградной беседке.
Даглесс встала. У нее полно работы. И она должна делать свое дело, не позволяя каким-то мелочным эмоциям встать на пути.
Даглесс решительно вернулась в спальню и легла рядом с Гонорией. Сегодня же она попытается обнаружить, каким способом можно помешать Леттис Калпин предать мужа.
Кажется, не успела она закрыть глаза, как двери распахнулись и вошла служанка Гонории. Она откинула занавеси на постели, открыла ставни, взяла с сундука платья и нижние юбки Гонории и Даглесс и принялась трясти. И карусель нового дня завертелась. Одевшись и плеснув в лицо водой, женщины позавтракали говядиной, хлебом и пивом. Гонория принялась чистить зубы льняной тряпочкой с мылом, но Даглесс поморщилась при мысли о мыльной пене, поэтому подарила Гонории одну из нескольких гостиничных щеток из неиссякаемой сумки. После демонстрации действия щетки и восторженных восклицаний по поводу зубной пасты девушки дружно почистили зубы над миленьким узорчатым медным тазиком и отправились к леди Маргарет, где попали в самый разгар событий: госпожа давала указания бесчисленным слугам. Правда, сначала пришлось посетить утреннюю службу. Выйдя из часовни, Даглесс восхищенно наблюдала, как умело леди Маргарет решала возникшие проблемы, успевая говорить, приказывать и выслушивать жалобы.
Даглесс засыпала Гонорию вопросами, пока леди Маргарет со знанием дела общалась с десятками слуг, отвечавших за зал приемов, уборку комнат, готовку и стирку. Гонория объяснила, что каждый из них – старший в своей области и под их началом находится множество челяди. Гонория добавила также, что леди Маргарет отличается от других хозяек больших домов тем, что самолично беседует со слугами.
– Так это еще не все челядинцы? – удивилась Даглесс.
– О нет, их куда больше, но с ними имеет дело сэр Николас.
«В твоих исторических книгах нет упоминания о том, что я управлял поместьями брата?» – спросил когда-то Николас…
В подобных хлопотах прошло все утро. Часов в одиннадцать слуг отпустили, и Даглесс последовала за леди Маргарет, Гонорией и другими дамами вниз, в комнату, именовавшуюся зимней гостиной. Здесь стоял длинный стол, накрытый белоснежной льняной скатертью, на котором красовались приборы: большая тарелка, ложка и салфетка. В центре стола тарелки были… Даглесс едва поверила своим глазам: тарелки были из чистого золота. Ниже шли серебряные, потом – оловянные, и в самом конце – деревянные. Во главе стола стояли стулья. Для людей рангом пониже предназначались табуреты. С первого взгляда становилось ясно, кто какое положение занимает в жизни. Очевидно, равенство не было идеалом здешнего общества.
Даглесс втайне обрадовалась, когда Гонория подвела ее к тому месту, где стояли серебряные тарелки, и была просто счастлива, оказавшись напротив Кита.
– Какие развлечения вы планируете для нас на этот вечер? – спросил он.
«Как насчет игры в бутылочку?» – едва не выпалила Даглесс, глядя в темно-синие глаза.
– Э… – Ее так занимала проблема с Николасом, что она совсем забыла о своей работе. – Вальс. Национальный танец моей страны, – выдавила она наконец. Кит улыбнулся. Даглесс ответила улыбкой.
Ее отвлек слуга, подносивший каждому гостю тазик для омовения рук. Только сейчас Даглесс увидела, что через три человека от Кита сидит Николас, погруженный в разговор с высокой брюнеткой. Красавицей в полном смысле слова ее нельзя было назвать, но интересной женщиной – несомненно.
Даглесс присмотрелась к незнакомке, уверенная, что видела ее раньше. Только вот где?
Она отвела глаза и принялась рассматривать остальных обедающих. До чего же странно видеть женщин без косметики! Впрочем, здешние дамы, очевидно, ухаживали за кожей, и не только с помощью воды.
По другую сторону от Николаса сидела будущая невеста Кита. Девочка все время молчала, выпятив нижнюю губу и хмурясь. С ней никто не разговаривал, но ей, по-видимому, было все равно. За ее спиной маячила свирепая на вид старуха. Стоило девочке сбить набок салфетку, как старуха тут же ее поправила.
Даглесс поймала взгляд француженки и улыбнулась, но та злобно уставилась на нее, а старуха выглядела так, словно Даглесс угрожает ее подопечной. Девушка поспешно отвернулась.
На этот раз еду подавали с большими церемониями. И подаваемые блюда этого заслуживали. Сначала на гигантских серебряных подносах подали мясо: ростбиф, оленину, баранину и солонину. Вино, которое держали в медных лоханях с холодной водой, наливали в прозрачные цветные кубки венецианского стекла.
Далее последовали все виды дичи: индейка, вареные каплуны, тушенные с луком-пореем цыплята, цесарка, фазаны, перепела, вальдшнепы. Потом слуги принялись разносить рыбу: камбалу, палтуса, мерланга, омаров, крабов и угрей. Все было залито различными соусами с пряностями и казалось Даглесс восхитительным.
Только овощи ей не слишком понравились. Все: репа, зеленый горошек, морковь, шпинат – было переваренным до состояния пюре. Когда Даглесс спросила почему, ей ответили, что из овощей необходимо удалить яды.
С каждой переменой подавались различные вина, и слуги несколько раз мыли бокалы.
На пятую перемену принесли салаты, совсем не похожие на те, что ели в двадцатом веке: вареный латук и даже вареные бутоны фиалок.
Когда Даглесс так наелась, что мечтала лишь об одном: лечь и проспать до вечера, появились десерты: миндальные пирожные, пироги с фруктами и сыры, от мягких до совсем твердых. Пухлые, нагретые солнцем ягоды земляники были намного вкуснее, чем в мире Даглесс.
В конце трапезы снова принесли воду для омовения, поскольку обедающие ели ложками и руками.
Обед длился три часа, после чего присутствующие разошлись, и Даглесс, переваливаясь как утка, с трудом поплелась в комнату Гонории и плюхнулась на кровать.
– Умираю, – жалостно пробормотала она. – Больше я никогда не смогу ходить. Подумать только, я ожидала, что Николас удовольствуется клубным сандвичем!