– Вам угодно, чтобы я отказался от места? – вспыхнув, сказал Уилл, вскочил из-за стола и сделал несколько шагов, держа руки в карманах. – Я готов уйти, как только вы пожелаете.
– Что касается моих лично желаний, дорогой Ладислав, то я, знаете ли, придерживаюсь самого лестного мнения о ваших способностях. А вот по поводу «Пионера» у меня состоялся разговор кое с кем из наших приверженцев, и они склонны взять газету в свои руки… в известной мере, компенсировав мне это… иными словами, они намерены сами заняться «Пионером». А при таком обороте дела вы, возможно, предпочтете оставить работу в газете… приискать более подходящее поле деятельности. Эти люди, может быть, не оценят вас в такой степени, в какой всегда ценил вас я, почитая своим alter ego, правой рукой… хотя я никогда не сомневался, что вас ждет иная деятельность. Я собираюсь во Францию. Но я вам напишу всевозможные рекомендательные письма… к Олторпу [178] , к кому угодно. Я знаком с Олторпом.
– Чрезвычайно вам обязан, – гордо ответил Ладислав. – Коль скоро вы расстаетесь с «Пионером», не стану утруждать вас заботой о моих дальнейших действиях. Возможно, я предпочту остаться тут еще на некоторое время.
Когда мистер Брук ушел, Уилл подумал: «Родственники, как видно, требуют, чтобы он отделался от меня, и он уже не стремится меня удержать. Я пробуду здесь так долго, как сумею. Уеду же, когда мне вздумается, и вовсе не потому, что они меня испугались».
И не было столь низкого служенья,
Чтоб сердцу этому казалось низко.
Уильям Вордсворт
В этот июньский вечер, когда мистер Фербратер объявил своим домашним, что ему предложили Лоуикский приход, все сияло счастьем в старомодной гостиной и даже знаменитые юристы на портретах имели довольный вид. Матушка мистера Фербратера не притронулась ни к чаю, ни к тостам и, сохраняя всегдашнюю грациозную сдержанность манер, а свое волнение обнаруживая только румянцем и блеском глаз, внезапно делающими старую женщину такой, какой она бывала в юности, с убеждением сказала:
– Мне особенно приятно, Кэмден, что ты это заслужил.
– Когда человеку достается хорошее место, матушка, все его заслуги еще впереди, – ответил сын, не пытаясь скрыть ликования. Радость, сиявшая на его лице, была столь выразительной, что, казалось, выставляла напоказ и его внутренний мир: не только восторженное состояние души, но даже мысли как бы читались в его взгляде.
– Теперь уж, тетушка, – продолжал он, потирая руки и переводя взгляд на мисс Ноубл, что-то негромко попискивавшую про себя, – на столе у нас всегда найдутся леденцы, которые вы будете утаивать для детишек, и вы сможете раздаривать великое множество новых чулок и еще усерднее штопать свои собственные.
Мисс Ноубл кивнула племяннику с приглушенным робким смешком, ибо в честь полученного им назначения уже смахнула в корзиночку лишний кусок сахара.
– Что касается тебя, Уинни, – говорил священник, – я не стану препятствовать твоему браку с любым из лоуикских холостяков, например, с мистером Соломоном Фезерстоуном, если окажется, что ты в него влюблена.
Мисс Уинифред, которая весь вечер смотрела на брата, как всегда на радостях плача от души, сквозь слезы улыбнулась и сказала:
– Ты должен показать мне пример, Кэм: это тебе теперь нужно жениться.
– С удовольствием. Но кто же влюбится в меня? Я такой неказистый и старый, – сказал священник, встав, отодвигая стул и окидывая себя взглядом. – Как по-вашему, матушка?
– Ты красивый мужчина, Кэмден, хоть и не такой представительный, как твой отец, – ответила старая дама.
– Я бы хотела, чтобы ты женился на мисс Гарт, братец, – сказала мисс Уинифред. – Нам так весело жилось бы с нею в Лоуике.
– Вот прекрасно! По-твоему, выходит, невест можно выбирать, как кур на рынке, стоит мне вымолвить слово, и любая согласится, – сказал мистер Фербратер, не называя той, кого ему прочили в невесты.
– Нам любая не нужна, – сказала мисс Уинифред. – Но вы-то, матушка, вы были бы довольны, если бы он женился на мисс Гарт, ведь верно?
– Я всегда одобрю выбор сына, – с величавой скромностью произнесла миссис Фербратер, – и буду очень рада твоей женитьбе, Кэмден. Когда мы переедем в Лоуик, тебе придется дома играть в вист, а Генриетта Ноубл – игрок никудышный. (Миссис Фербратер всегда именовала так торжественно свою миниатюрную сестру.)
– Я обойдусь теперь без виста, матушка.
– Чего ради, Кэмден? В мое время вист не считался предосудительным развлечением для духовных лиц, – довольно резко возразила миссис Фербратер, не ведавшая, какое значение имеет в жизни ее сына вист, и не одобрявшая новых веяний.
– Мне теперь некогда играть, у меня будет два прихода, – сказал священник, уклоняясь от обсуждения достоинств этой игры.
Он уже сказал по этому поводу Доротее:
– Я не считаю себя обязанным отказываться от прихода святого Ботольфа, но возьму в тот приход младшего священника, который будет получать большую часть денег. Так я выражу свое согласие с теми, кто требует, чтобы одно духовное лицо не занимало нескольких мест. Главное – не отказываться от духовной власти, а добросовестно использовать ее.
– Я об этом думала, – сказала Доротея. – Если бы речь шла только обо мне, то мне легче отказаться и от власти и от денег, чем сохранять их. Мне кажется, я совершенно недостойна права назначать священника, и в то же время я чувствую, что не должна передавать это право другим, коль скоро оно мне поручено.
– Это уж моя обязанность поступать так, чтобы вы не раскаялись в том, как осуществили свое право, – сказал мистер Фербратер.
Он принадлежал к тем людям, чья совесть становится более чуткой, когда тяготы жизни перестают их терзать. Не выставляя напоказ свое раскаяние, он устыдился в глубине души, что вел себя менее достойно, чем иные миряне.
– Я не раз сожалел, что сделался священником, – сказал он как-то Лидгейту, – но, наверное, лучше не сожалеть, а постараться быть хорошим священником. Вот как просто все становится, когда получаешь богатый приход, – добавил он с улыбкой.
Говоря это, мистер Фербратер полагал, что исполнение долга не окажется обременительным. Однако Долг любит подсовывать неожиданные сюрпризы, он похож на нескладеху приятеля, которого любезно пригласили в гости, а он вдруг сломал ногу, входя в ворота.
Не прошло и недели, как Долг нагрянул к нему в кабинет, приняв личину Фреда Винси, только что возвратившегося домой со степенью бакалавра.
– Неловко вас беспокоить, мистер Фербратер, – сказал Фред, и на его красивом открытом лице появилось трогательно смущенное выражение, – но вы единственный из моих друзей, с кем я мог бы посоветоваться. Как-то я уже делился с вами своими сомнениями, и вы были так добры, что я не удержался и пришел к вам снова.